— Древний философ сказал, что если бы звезды были видны только в каком-нибудь одном уголке Земли, то к этому месту двинулись бы толпы людей, чтоб взглянуть на чудесное зрелище…
— Подождите! — прервала меня Вера Павловна, насторожившись.
Кто-то снял с гвоздя фонарь и, подсвечивая спутникам, понес его в дом… Стихли голоса людей, нашедших ночлег… Сердито прогудел жук и канул в ночь, как в темную вечность… Щелкнула дверца легковой машины…
— Вера Павловна! — деликатно окликнул жену Крутицкий. — Пора!
— Иду, — поспешила ответить Вера Павловна.
Луч карманного фонарика выстелил ей светлую дорожку и через минуту погас.
— Между прочим, — заметил Крутицкий, — до самой ближайшей звезды… более четырех световых лет.
В печурке догорал последний огонек, накрываясь с головой серым одеялом пепла. Пропадали огни…
Я остался один под звездами, которые горели отдельно от земли и не гасли…
В степи, дожидаясь рассвета, беркуты спали на телеграфных столбах…
ЛАНДЫШИ
Поезд набирал скорость, стучали колеса на стыках, подрагивала стеклянная банка на столике, с букетом цветов, и Даня поминутно оборачивалась, поглядывая на ландыши, которые под фиолетовым мерцанием светильника казались горсткой снега, каким-то чудом занесенного в купе.
«Как бы не свалились со столика? — встревожилась она и приподнялась, придвинув банку с цветами поближе к окну.
— Не спится? — спросила соседка по купе. — Все беспокоитесь о своих ландышах?
— Хочется довести их в целости и сохранности, — и Даня положила рядом с цветами сумочку, преградив дорожку банке, которая медленно, но упорно двигалась к краю столика.
— Они у вас — как сейчас сорваны, — проговорила спутница. — И кому же это вы их везете?
— Старому другу.
— Вот как! — приподнялась соседка на локтях и внимательно поглядела на букет. — Разве в Риге не растут ландыши?
— Растут, но это — как бы вам сказать?.. Это городе как пароль.
— Пароль? — удивилась молодая спутница. — Не понимаю.
— По ним один человек должен узнать другого, — сухо проговорила Даня и откинулась головой на подушку.
— Расскажите, а? — послышался голос с верхней полки. — Интересно…
Оказывается, в купе никто не спал, и всех заинтриговала история с ландышами.
— Как это — один человек должен узнать другого по цветам?
— Мы не встречались с ним с сорок третьего года, — сказала Даня. — Но ландыши он должен помнить… Не может быть, чтобы он их забыл.
— С сорок третьего! — послышалось сверху. — Да это же сколько лет прошло?!
— Много-много. Давайте-ка спать: утро вечера мудренее.
— Ой, как интересно! — проговорила молодая спутница. — Мне даже спать расхотелось.
С верхней полки ей вторил мужской голос:
— Интересно, чем дело кончится? Какая-то сентиментальная история…
Даня поморщилась: не стоило ничего рассказывать. Но как-то все само собой получилось… А для многих, действительно, это может показаться сентиментальным: ландыши — и встреча уже немолодых людей, которые чуть ли не тридцать лет не видели друг друга. Молодость давно прошла, встретятся (если встретятся) совсем-совсем другие люди…
Даня поежилась от мысли, что Лаце может и не прийти на вокзал, хотя она и дала телеграмму. Мало ли забот у диспетчера по снабжению энергией транспорта? Не бросит же пост человек…
А в купе все ждут, чем дело кончится. У каждого — своя судьба, свои заботы, но всем необходимо убедиться, что ценности человеческие непреходящи, поверить в добро, или… махнуть рукой: сантименты! Время трепетных душ прошло.
«Ах, как может получиться неловко!» — вздохнула Даня и вспомнила строку из какого-то стихотворения: «В минувшее не ходят поезда».
Да, не ходят поезда и не летают самолеты, но у нее было такое ощущение, что она прямо из прошлого летит в будущее. Будущее манит, заставляет надеяться на новые радости, какие-то неожиданные открытия. И поезд идет от одной точки до другой, идет от вчерашнего в завтрашнее.
Вчера она была в Васильевском лесу, собирала вот эти ландыши. Кажется, даже на той опушке, где они с Лаце…
И опять, словно высвеченные лучом стосильного прожектора, встали в памяти эти сосны: золотые колонны в вечнозеленом храме.
Помнится, она остановилась на опушке, пропустив вперед Льва Лаце. Правая рука у него все еще была на перевязи (на ее косынке, которую она ему привезла из города в подарок). Сквозь кроны сосен пробивалось солнце. Сделав несколько шагов, Лаце остановился!