Мягкий свет настенного бра падал на журнальный столик, отрезав полукружьем стопку книг, а на противоположной стене, над кроватью, висела репродукция с картины Поленова «Московский дворик». Тихая окраина Москвы, задворки, освещенные летним солнцем, безмятежный покой… Прошлый век.
Иногда предметы бывают красноречивее слов — и я понял, что в этот тесный уголок, где уместилась только кровать, столик и два стула, перенесен тот мир, откуда явилась эта стройная, худенькая женщина с грустными глазами. Таких любили изображать на полотне наши русские художники, запечатлев черты женской одухотворенности и неброской красоты.
— Садитесь, сейчас я приготовлю черный кофе, — сказала Вероника и вышла на кухню, оставив нас втроем.
Вероника-большая, подвинув мне стул, уселась на кровать и откинулась спиной к стене.
Я оказался за столиком визави с Евгением Александровичем, сантехником из отряда московских строителей, что возводят высотные дома в степи, где поднимается новый город автомобилистов.
Он сидел несколько напряженно, косил глазом на Веронику-большую, не скрывая своей антипатии к бесцеремонной молодой особе, которой было плевать на всю обстановку этой тихой «кельи» — как я сразу понял — святая святых Евгения Александровича.
Вероника платила ему откровенной неприязнью — и с первых же минут стала накаляться атмосфера так, что я уже поглядывал на дверь, не желая участвовать в поединке двух явно противоположных по характеру людей.
Молния сверкнула, а первый гром прокатился над моей головой. Раскачиваясь на пружинном матраце, Вероника сперва с пристрастием разглядывала потолок, потом заговорила, обращаясь ко мне:
— Знаете, здесь много беглых.
— Каких «беглых»? — удивился я. — Где?
— Да в Челнах, — сказала она. — Кто от жены убежал, кто от тещи. — И кинула быстрый взгляд на Евгения Александровича.
— А вы — от кого? — нашелся он.
— Я — от родителей.
— Вот как!
— Да. А чего они вмешиваются?
— Так ведь — родители…
— А я всем говорю: «Не учите меня жить, не маленькая».
— А деньги у них просите?
— Деньги прошу. Обязаны.
— Вот когда у вас будут дети…
— У меня не будет детей! — оборвала собеседника Вероника, и тот только развел руками.
Я спросил Евгения Александровича, что его привело в Челны. Вопрос банальный, но он ухватился за него, как за веревочку:
— Я приехал сюда, — покосился он на Веронику, — в поисках настоящего дела…
— Может, взять у вас интервью? — перебила она его.
— Не надо! — отмахнулся он. — Не люблю, когда бьют в литавры, а потом играют похоронный марш.
— Что-то мудрено очень, до меня не доходит. Изложите популярнее.
— А я ведь и не пытаюсь вам ничего рассказывать. Вот товарищ интересуется…
— Привет! — распахнул двери парень в накинутом на плечи пиджаке.
— Валерка! Вот здорово! Сейчас черный кофе будем пить.
— С коньяком?
— Не-ет, — протянула Вероника. — Здесь только черный кофе.
— Обо-жаю! — произнес он с пафосом. — Но верится с трудом. Здесь так: если приглашают на чашку чая, значит, будем пить водку, если — на чашечку кофе — значит, коньяк.
— Водку в Челнах не продают, — сказал Евгений Александрович.
— Хотите — сейчас приволоку литр! Только малость побалдею у гастронома — и два пузырька этой отравы будет.
— Забавно, — сказал Евгений Александрович. — А что значит — «побалдею»?
— Ну, надо перед закрытием магазина проторчать несколько минут у дверей.
— Ну и что?
— Подойдут барыги, спросят: «Чо нада?» — «Ясное дело — чо!» — «Пошли!» — За углом — машина. Из-под сиденья выволокут хоть дюжину, пять рублей пузырек…
— Ловко! — покачал головой Евгений Александрович.
— А вы не знали?
— Признаться, нет.
— Давно в Челнах?
— Второй год.
— Монтажник?
— Сантехник.
— Ба! — всплеснул руками Валерка. — Да сантехники-то первые достают…
— А вы — монтажник? — спросил Евгений Александрович.
— Угадали!
— Да ты садись, Валерка, — потянула его за полу пиджака Вероника. — Торчишь посреди комнаты, свет загораживаешь.
— А куда?
— Да вот — на кровать! Куда же еще?
— Да будет свет! — воскликнул Валерка и плюхнулся в кровать рядом с Вероникой.
Евгений Александрович отвернулся, утопил подбородок в горсти, нахмурился.
Оставив в покое Евгения Александровича, Вероника накинулась на Валерку:
— Ну ты мне и подсунул экземплярчик!
— А что? — уставился он на нее.