— Вот — лафа! — вздохнул мужичок и, поглядев на меня, спросил: — Натиресно, что ль?
— Ага, — ответил я, не спуская глаз с длинной, седой бороды деда, в которой застрял большой, желтоглазый слепень.
— Ты так-то и каруселю пропустишь, — кивнул мужичок на гармонистов, которые без роздыха играли то «Во саду ли, в огороде», то «Коробушку». У одного двухрядка была с бубенчиками, и он встряхивал гармошку в такт быстрой мелодии.
Я стоял в очереди, ожидая, когда, спрыгнут с круглой площадки карусели ошалелые девки и парни, которые «подмаслили», как сказал мужичок, карусельщикам, и те вертят их до полной темноты в глазах.
Два дюжих парня, голые по пояс, приводили в движение карусельную махину, наваливались грудью на нижние стропила площадки и, роя землю босыми ногами, с упорной силой ходили по кругу, все ускоряя и ускоряя шаг.
Чтоб не кружилась голова, я старался не смотреть на бешеную крутоверть, в которой сливались и деревянные кони, и люди — в какую-то одну пеструю полосу под золотистой бахромой, свисающей с крыши и разлетающейся по ветру…
Но вот гармошки приутихли, карусельщики запылили босыми ногами, пытаясь затормозить раскрутившуюся махину, и я, подвигаясь к калитке, услышал:
— А Семка — тот либо в Сибирь угодит, либо в командера пойдет. Нет у него средней линии. Душа в ем горит…
Я обернулся: мужичок с дедом, оказывается, подвигались в очереди вместе со мной, оберегая меня от напористой толпы.
4
У входа стоял дядька-контролер, я сунул ему билетик, который давно держал в кулаке, наготове, и быстро-быстро вскарабкался на площадку, где шустрая ребятня уже оседлала облюбованных заранее коней. Мне достался черный, с желтой гривой и расписным седлом. Я уселся в седле и крепко обхватил гладкую, отполированную шею деревянного коняги, вставшего на дыбы.
Когда утих шум и крик людей, занимающих места на круглой площадке карусели, заиграли гармошки, зазвенели бубенчики — и мы поехали. Со своего коня я увидел разукрашенные разноцветными лентами лавки, лотки, голубые и красные шары, взлетающие над толпой народа, который запрудил все проходы в тесном ярмарочном городке, потом — балаган, на подмостках которого плясал картонный капиталист с лошадиными зубами, а когда пошли по третьему кругу, вдруг услышал голос матери:
— Вот он, вот он, Санюшка! Гляди!.. Ах, боже ты мой!..
Я им весело помахал рукой и проехал мимо.
— Держись крепче, сынок! — крикнул мне вслед отец…
Парни с девками, занявшие карету, что стояла позади меня, бросили карусельщикам горсть медяков и заорали:
— Жми, Иван! Наддай! Гони!..
А девки запели под гармонику:
Уже нельзя было разглядеть отдельных лиц стоящих у ограды людей, летели навстречу купола лавок-теремов, потом все стало сливаться в одну пеструю полосу.
«Располным-полна моя коробушка», — надрывались гармошки. Их звон падал на нас откуда-то сверху, словно гармонисты висели в воздухе, то приближаясь к земле, то поднимаясь над куполом карусели.
Я еще крепче прижался к шее коня, который, казалось, ожил, и хочет теперь вырваться вперед, сбросив меня на доски площадки. В глазах плыли желтые и зеленые круги, и я стал сползать с седла, чтоб ухватиться за крепкие деревянные ноги коня и спастись…
— Стой! Стой! — кто-то кричал в толпе, но крутали словно не слышали, и мы летели в тартарары…
— Очумели, дураки! — загремел чей-то знакомый голос и, проваливаясь в темную пучину, я будто услышал: «Карета подана, болярин!..»
Казалось, карусель разваливается, мы все катимся куда-то вниз, по скользким доскам, и вот-вот очутимся на земле, у ограды, и среди груды тел будут меня искать насмерть перепуганные родители. Я крепко зажмурился, прикрыл голову рукой и почувствовал, как кто-то отрывает меня от земли:
— Слезай, приехали!
«Куда приехали? Как?..»
— Спасибо вам! — говорила мать. — Уж не знаю, как вас и отблагодарить! Вот возьмите, пожалуйста!..
— Не-ет! Это — ни к чему, зазря все это! Нехорошо.
«Карета подана! Карета подана!» — звучало в ушах.
— Семеном меня зовут. Шабры мы с Горюновым… Будьте здоровы!..
Я открыл глаза и увидел круглый и плоский диск земли, который крутился вокруг меня, как огромная граммофонная пластинка, и слышался скрип колес, посвист стрижей, какая-то далекая музыка…
— Накаруселился, корешок?.. Чо они понимают, Иваны-дурачки! Им дай денюшку — они до скончания века будут крутить…