– Что еще за мужик? – мрачно спросил Бурцев.
– Обычный. В ушанке и унтах. Полярник.
– И что?
– Ну ты и купил.
– А зачем?
– Ты у меня спрашиваешь? Не знаю. Понравился очень!
Бурцев посмотрел на пингвина. Маленький такой. Неказистый. Пахнет водорослями...
– А мужик что? – спросил он.
– Ничего. Взял деньги и ушел.
Бурцев нахмурился. Как же это получилось, что он ничего не помнит?
– А вы?
– Мы – отговаривали, – заверил друг. – Но ты уперся – и ни в какую. Покупаю и точка. «На тещу мою, орал, похож. Научу его тапочки приносить. Чтобы пришел домой, а тебе теща тапочки несет».
Бурцев поморщился. До чего же люди глупеют под действием алкоголя!
«Отговаривали они, – подумал он. – Небось, рады были бесплатному представлению. Жеребцы!»
– Ну, елки-палки... – проговорил он.
– А ты что, вообще ничего не помнишь? – спросил на том конце провода лучший друг.
Бурцев опять не посчитал нужным ответить.
– И почем же нынче пингвины? – как можно более небрежно спросил он.
– Ты – купил за пятьсот баксов, – дипломатично сообщил Айвазовский.
– За пятьсот?! – удивился Бурцев. – А у меня что, с собой было? – спросил он.
– Наодалживал у всех. У меня, между прочим, сотку...
Бурцев замолчал. Ничего себе аттракцион! С какого, интересно, квасу его так понесло?
– Да ладно, ты не расстраивайся, – успокоил его Айвазовский. – Патрикеич вчера у метро сказал, что он в зоомагазине точно такого же за тысячу видел. Так что ты лишнего не переплатил.
«Сволочь он, твой Патрикеич», – почему-то подумал Бурцев сердито.
– Ладно, разберемся, – оборвал он разговор.
– Приедешь? – спросил Айвазовский.
– Позже. Я перезвоню.
И Бурцев повесил трубку.
Он закурил, сел на табуретку на кухне и посмотрел на пингвина новыми глазами. Вот, значит, как. Значит, у этого пингвина нет никакого хозяина, который забыл его по рассеянности, а точнее, этот хозяин – сам Бурцев. Интересное получается кино.
«А что? Симпатичное, между прочим, животное, – подумал Бурцев. – Да и дочка давно просит купить ей какую-нибудь живность. Правда, дочка мечтает о собаке бойцовской породы... Но пингвин, если подумать, – это почти то же самое»...
К тому же, если Бурцев купил пингвина за пятьсот долларов, а такие продаются по тысяче, то получается совсем неплохая сделка. Особенно если учесть, сколько перед этим было выпито. А также тот факт, что Бурцев ничего не помнит.
Он поглядел на пингвина с невольным интересом. Тысяча баксов! За этот пенек с крыльями. Ничего себе! Примерно по двести долларов за кило.
А вот интересно, пингвина нужно на улицу выводить гулять или он, как кошка, в туалет ходить будет?
– Ну, брат! – сказал Бурцев. – Давай знакомиться.
Пингвин, однако, по-своему понял обращенные к нему слова. Он сделал приставной шажок вбок, прокричал свое: «Гха-гха!» – потом шагнул еще раз и сильно стукнул клювом в полированную поверхность стоявшей рядом табуретки.
– Но-но, ты потише, – прикрикнул Бурцев. – Не казенная...
«Хочет жрать, – констатировал Бурцев. – Нужно кормить. А что, интересно, они едят?»
На столе, кроме шелухи от фисташковых орехов, колбасных шкурок и сырных обрезков, ничего не было.
Бурцев протянул пингвину сырную корочку. Пингвин склонил голову набок так, чтобы корочка попала в поле зрения пуговичного глаза, и презрительно отвернулся.
Бурцев поднялся и подошел к холодильнику. Он помнил, что жена перед отъездом готовила ему про запас какую-то еду.
В холодильнике, который еще вчера с трудом закрывался, было пусто. На полках осталась лишь негодная на закуску кисломолочная мелочь: йогурт, творожные сырки, кефир... Даже большая суповая кастрюля с борщом на нижней полке оказалась пуста – ко дну пристали последние свекольные стружки и кружок вареной морковки. Правда, в миске под крышкой кем-то была деликатно оставлена половинка котлеты. И на дне кувшинчика сохранилось немного клюквенного киселя.
«Как Мамай прошел, – подумал Бурцев. – Друзья называется».
Он залез пальцами под крышку, достал остаток котлеты и положил на табуретку перед пингвином. А сам прямо из кувшинчика допил кисель.
Пингвин повернул голову и оглядел котлету выпуклым глазом. Потом запрокинул голову назад и зло клюнул табуретку, отчего котлета развалилась на две части и свалилась на пол.
– Что, котлеты не ешь? – спросил Бурцев.
В ответ пингвин огляделся, опять сделал приставной шажок в сторону и стукнул твердым клювом в дверцу кухонного шкафа. Отчего по дверце звездой разбежалась трещина.
– Эй! Эй! – прикрикнул Бурцев. – Кухня-то итальянская!
Пингвин мстительно крякнул, сделал еще шажок и клюнул еще сильнее – на этот раз в круглый иллюминатор стиральной машины. Немецкое стекло выдержало, но внутри машины пропела какая-то пружина.
– Ах ты чучело! – Стараясь ничего не повредить, Бурцев подхватил пингвина на руки и огляделся по сторонам.
Перехватив забившуюся птицу под мышку, Бурцев шагнул к туалету, потом к платяному шкафу, потом заглянул в ванную, вытащил из-под раковины пустую бельевую корзину, сунул пингвина внутрь и закрыл крышку.
Пингвин затих, но уже в следующее мгновение он в негодовании заверещал и забился. Поставленная на середину кухни корзина принялась трястись и раскачиваться из стороны в сторону.
«Ничего, ничего. Посиди. Приди немного в себя! – подумал Бурцев. – А птичка-то с характером... С ней не соскучишься».
Он опять набрал мобильный номер Айвазовского.
– Центр по подготовке мировой революции слушает, – строгим голосом ответил слегка хмельной Айвазовский.
Есть же, черт, такие жизнерадостные люди!
– Слышь, Айвазовский, – отходя подальше от корзины, спросил Бурцев, – а полярник не сказал, чем пингвинов кормят?
– Не сказал.
– А ты как думаешь?
Айвазовский на том конце прилежно задумался.
– Я думаю, солеными огурцами, – сказал он. – И каждый вечер нужно приглашать свежих девочек.
– Почему огурцами? – удивился Бурцев.
– А почему девочек, тебе понято?
– Я серьезно.
Айвазовский опять задумался.
– Рыбой! – заявил он.
– Ну, это само собой. А какой? Свежей?
– Чем свежее, тем лучше!
Айвазовский, видимо, что-то сказал своему окружению, прикрыв рукой трубку, потому что на том конце послышался дружный смех. Бурцев почувствовал, что Айвазовский тоже с трудом сдерживает веселье.
Бурцев понял, что от друга помощи не дождешься.
«Радуйтесь, радуетесь, – терпеливо подумал он. И представил себя на их месте. – Будет и на нашей улице праздник».
– Ну а вы как? Как здоровье? Поправляется? – язвительно спросил Бурцев.
– А то! Уже заметно лучше прежнего!
На том конце опять засмеялись.
– Ладно. Я перезвоню, – сказал Бурцев.
«Нужно идти в магазин, – понял он. – Там на месте разберемся».
Он поднял затихшую корзину и вынес ее на балкон. А сам накинул куртку, сунул в карман пакет и вышел из квартиры.
«Вот интересно, – думал Бурцев, стоя у лифта, – и почему мы в России столько пьем? И дело даже не в том, что много, а в том, что всегда больше, чем стоило бы. Да-да! Вот выпил ты, например, три рюмки или четыре. Или даже пять. Не важно сколько – у каждого своя норма. Главное, что чувствуешь – уже хорошо! В голове весело, язык развязался... И ведь по опыту знаешь, сколько дальше ни пей, лучше не будет. Будет только хуже – сотни раз уже пробовал... А все равно! Тебя будто что-то под локоть толкает. И ты опять наливаешь и опять пьешь... Еще одну, а потом еще одну и еще... До тех пор, пока твое хорошо не перейдет в свою противоположность и тебе не станет худо».
В это время дверь квартиры напротив распахнулась и на площадке появилась молодая женщина в очень модной, но ненастоящей дубленке – соседка Бурцевых, Зина.