Пожалуйста… Просьба, мольба, почти как молитва!
В переносице противно защипало, в уголках глаз застыли слезинки.
— Да… Я приду, — быстро, решительно, сквозь боль. — До встречи, Андрей.
— До встречи, Лена…
Отключается сразу же, не дослушав слов прощания. А чувство вины все режет и режет по ней клинками.
Зажатый до боли в руке телефон выскальзывает из онемевших пальцев, губы подрагивают.
Что же она натворила?!
Поднимает на Аню завороженный взгляд.
— Вот и молодец, — одобрительно проговорила подруга. — Молодец.
Молодец?! Черт возьми, как предательство может быть похвальным?!
Слезы готовы вот-вот рвануться из глаз, а сердце вырваться из груди и упасть к ее ногам.
— Я предала его, да?… Я предательница?… — дрожащими губами прошептала Лена.
Аня закатила глаза, начиная выходить из себя.
— О Боже! Кого ты предала?!
— Максима…
Аня тяжело втянула в себя воздух, стиснув зубы, и сжала руки в кулаки.
— Никого ты не предавала! Это просто встреча, Лен! — воскликнула она с чувством. — Ты же не считаешь себя предательницей, когда приходишь на встречу ко мне?! Нет? — она всплеснула руками — Так тут то же самое! Только в роли друга выступает Андрей. А с ним вы знакомы почти сто лет!
Горячая, вязкая лава наполняет легкие, трудно дышать…
— Андрей… он… — прошептала Лена, пытаясь спрятать глаза, а Аня начинает смягчаться. — Он…
— Что? До сих пор любит тебя? — мягко перебив Лену, произнесла подруга.
Лена подняла на Аню затравленный взгляд. Кивнула, поймав губами слезинку, скользнувшую в уголок рта. Ощутила на языке привкус соли и сглотнула комочек боли, застывший в горле.
— Да… — прошептала она. — Мне так кажется…
— Тебя никто не заставляет любить его в ответ, ведь так? — мягко проговорила Аня, сверкнув глазами, а потом недовольно добавила, поморщившись: — Тем более… ты замужем! Для тебя это в принципе невозможно, — любить кого-то еще, кроме Максима. А эта встреча… — Аня вздохнула. — Это просто встреча, Лен, не более. И после нее никто не будет вынуждать тебя на новую.
Лена отвернулась к окну и застыла, глядя на стекла с непроницаемым выражением на лице.
Дождь уже закончился, оставив после себя мокрый асфальт, многочисленные лужи и яркую свежесть.
Лена сжала руки в кулаки, чтобы сдержать внезапно охватившую ее дрожь.
— Максим не плохой, — проговорила она вдруг, задумчиво сузив глаза. — Он подарил мне кольцо… — взгляд тут же метнулся к пальцу правой руки и остановился на золотом ободочке, подтверждавшем ее замужество.
— О! Кольцо! Тогда, конечно, он герой! — саркастически воскликнула подруга, приподнимая брови вверх, но Лена пожелала не заметить этого горького сарказма.
— Я потеряла его, а он мне новое купил, — проговорила девушка, слабо улыбнувшись уголками губ. — Несколько дней назад. Я проснулась утром, а кольцо уже на пальце. Представляешь?
Внимательный взгляд серых глаз обжег ее кожу. Прямой и проницательный.
Как бы Аня хотела, чтобы этот чертов «жест доброй воли» Максима не имел для Лены такого большего значения! Как бы она хотела, чтобы это чертово кольцо, которое словно оковы повисло на ее пальце, не значило для нее так много! Как бы она хотела, чтобы Лена не любила мужа, как одержимая, как безумная, мирясь с его холодной отчужденностью, безропотно сносив его измены и предательства!
Как бы она хотела, чтобы насмешница-судьба, наконец, образумилась и так же, как свела их когда-то в тот роковой день, так же и разлучила их, заставив идти разными дорогами!! Помогла смириться с потерей, забыть, стереть воспоминания из крови, куда они впитались, как яд.
Как бы она хотела, чтобы Лена была счастлива… Не с Максимом. Ане это казалось нереальным.
Но может быть, с Андреем?…
Аня задумчиво покачала головой, тяжело вздохнула, поднесла чашку с кофе к губам.
— Кофе остыл, — проговорила она, поморщившись. — Нужно заказать другой.
Лена бросила на нее быстрый взгляд, молча кивнула, соглашаясь, и вновь посмотрела в окно.
Ощущая, как дрожь прокатилась вдоль позвоночника холодной противной волной, а потом обдала жаром каждую клеточку тела, Лена сжала руки в кулаки и прикусила губу. Сотни иголочек вонзились в плоть, покалывая, удушая, острием ножа вонзаясь в обнаженную плоть, парализуя и обездвиживая.
Сердце замерло, а потом учащенно забилось. Дыхание перехватило.
Невозможно, нереально, противоестественно…
Но глаза не могли ее обмануть.
В паре десятков метров от кафе стремительно тронулся с места, мелькнул молнией черный бампер такого же автомобиля, какой был у Максима, а затем исчез за поворотом, словно растворился в воздухе.
Лена задержала дыхание. Замерло даже сердце, колотившееся в грудь.
Галлюцинация? Мираж? Видение?
Лена покачала головой, прикрывая глаза, и, тяжело выдохнув, опустилась на спинку стула.
Отвернулась от окна, глядя теперь на подругу.
Черный кофе, вот что ей сейчас нужно.
Черный кофе… со сливками.
Она не пила его уже целых девять лет…
Да, это было глупо, неправильно, иррационально.
Это было безумием, сумасшествием, начальной степенью какого-то психического отклонения.
Он следил за собственной женой!
Кто бы мог подумать, что он, вполне здоровый, как физически, так и морально, человек (по крайней мере он никогда не замечал за собой каких-то отклонений) может совершить подобное?!
Кто бы мог подумать, что когда-либо он сможет опуститься до такой низости?! Слежки за собственной женой?!
Максим тяжело выдохнул, стискивая зубы.
Он прекрасно понимал, что поступает глупо и бессмысленно, когда ринулся из кабинета со скоростью ветра, чем несказанно удивил Марину. Поступает, как психопат, заподозривший верную жену в измене, которую сам же и придумал. Поступает вопреки здравому смыслу, который упрямо и настойчиво твердил, чтобы он оставил все это и не вмешивался.
Но он послал к черту весь свой здравый смысл, на который всегда полагался, запрыгивая в машину и резко давя на педаль газа, и все же поступил, как идиот!
Как маньяк. Как параноик. Как свихнувшийся и полетевший с катушек человек.
Как человек, которому давно уже было заказано персональное место в психушке!
И это Максим тоже понимал, удерживая руль так сильно, что побелели костяшки пальцев, и решительно мчась вперед с такой скоростью, словно за ним гнались адские псы.
Дьявол, он все прекрасно понимал!
Чертыхнулся в голос, поджал губы.
Но как справиться с удушающим чувством, сдавившим горло горячими тисками?! С чувством, которое разрывало грудь и заставляло сердце бешено биться каждый раз, когда он, глядя на телефон, хотел набрать номер Лены и позвонить ей?! С чувством, которое стучало пульсирующей болью в висках, оглушая его?!
Как справиться с чувством, названия которому он так и не смог найти?! Потому что название ему было — ревность. Жгучая, ослепляющая, острая, как бритва, ревность. Бессмысленная и неконтролируемая.
И он неотвратимо падал в бездну, охваченный неожиданно острым, сдавливающим сердце ощущением того, что не может справиться с ней. Ревность ослепляла и уничтожала его, натягивая оголенные нервы. И он не мог противиться порабощающей силе ее воздействия. Он в мгновение ока превратился в беззащитное животное, захваченное в плен древними инстинктами сохранения. Того, что принадлежит ему.
И плевать, прав он или нет, ему нужно было доказать, что его — остается его навсегда!
Даже если для того, чтобы сомневаться, не было ни единой причины.
И это крайне раздражало. Это сводило с ума. И он бесился от осознания того, что сходит с ума. Хотел бы не ревновать, хотел бы уверить себя в том, что ошибся… Но ослепляющая и порабощающая, ревность уже проникла в каждую клеточку его существа наркотиком. Подавляла и уничтожала здравые мысли, преграждала безопасные к отступлению пути, сводила с ума и дурманила разум…