Я внял этому увещеванию матери и захотел снабжать её фирменными шмотками, то есть решил поступать в Ленинградское высшее инженерное морское училище имени адмирала С. О. Макарова. И не гулял. После школы. И не прогуливал. Занятия в ней.
А ещё во время учёбы классе в седьмом у меня на уроках математики было "хобби". Я невнимательно слушал, когда кто-то у доски выполнял домашнее задание (у меня-то оно всегда было сделано правильно!), и рисовал в черновике - тонкой тетрадке или на промокашке (в 479-ой школе требовали, чтобы мы писали перьевыми ручками, а не шариковыми). Потом показывал свои рисунки Андрею Ганюшкину, который сидел как и я на дальней парте, только в другом ряду, передавая незаметно для учительницы Ольги Константиновны. Потом меня посетила мысль завести специальную толстую тетрадь в 96 листов, чтобы на уроках рисовать именно в ней, а то тонкие черновики быстро кончались, и промокашки тем более быстро исписывались или покрывались чернильными пятнами. Так что они быстро выбрасывались, и было жалко хороших рисунков на них. К тому же рисунки в черновике или на промокашке могли быть замечены ходящей между рядами парт Констанцией (Ольгой Константиновной Филипповой). Поэтому-то и была мной заведена толстая "Синяя тетрадь". В ней кроме меня стал рисовать и Андрей Ганюшкин. А чуть позже к нам присоединился ещё один троечник Серёжа Парамонов. На страницах "Синей тетради" мы рисовали что-то типа плакатов, прославляющих военную мощь Америки и западный образ жизни. Рисовали также комиксы. Темой рисунков могли быть и американские рейнджеры, ковбои с индейцами, ку-клукс-клановцы с неграми, гангстеры, в общем, сплошной американизм в рисунках, а кроме него рисовали также пиратов, викингов, всякую фантастическую технику и всякие непристойности, какие обычно пишут и рисуют на заборах, стенах и партах. Мы же, сознательные ребята, понимали вред, пиши-рисуй мы в указанных местах, но нам всё равно хотелось самовыражаться. "Синяя тетрадь" кем-либо из нас троих бралась к себе домой, и рисунки перьевой или шариковой ручкой раскрашивались цветными карандашами, ручками и фломастерами. Чтобы подписывать в комиксах слова героев, часто с матом, или делать какие-нибудь антисоветские подписи на рисунках, мной был разработан специальный алфавит, на подобие китайских или египетских иероглифов, так что никто посторонний кроме нашей троицы не смог бы разобрать подписей к рисункам. Тетрадь разрослась, когда закончилась: к ней была подшита ещё одна. Все одноклассники-мальчики любили её листать. Кончилось всё тем, что мы осознали, что если эта "Синяя тетрадь" попадёт учителям в руки, то нам точно не сдобровать. Тогда мы пошли после уроков всем классом (мальчики) на ближайшую помойку и сожгли эту тетрадь.
* * * (Звёздочки ╧12)
За время нашего проживания на проспекте Стачек я не помню, чтобы отец по выходным сидел дома или мы куда-нибудь сходили всей семьёй. Такое бывало только в моё дошкольное детство. Когда нам установили на Стачек телефон, то он, сидя в кресле, звонил всем подряд. Своей родне, которой у него была целая куча, или своим друзьям по Горному или по работе. Кто-нибудь его да пригласит к себе. Не просто так, так в чём-либо помочь по хозяйству. Отец в памяти моей так и запечатлелся вечно сидящим по утрам выходных дней за телефоном, подёргивающий коленками в раздумьях, кому бы ещё позвонить, если никому из тех, кому он уже дозвонился, не нужна была его помощь. Помощь он оказывал разную. Передвинуть мебель, удлинить электрический или телефонный провод, позаниматься с детьми своих родственников и друзей по математике и физике. Или просто поиграть в карты с другом ещё с "Проектпромвентиляции" Ивановым. С отцом вместе я ездил только на Набережную да в Бернгардовку. На дачу к Полине или с Полиной ездила и моя мать. Туда иногда бралась и Майра, благо, удобный автобус двойка тогда ходил от Кировского завода до Финляндского вокзала. А там на электричке. А с матерью я вообще никуда кроме магазинов не ходил. Лишь иногда всей семьёй на Набережную на салют, и то редко. А так больше с ней никуда. А по магазинам, например, так в очередь за маслом, обыкновенным сливочным, в универсам, чтобы масла дали сразу на двоих. Или в очередь за мясом (в универсаме полно было всяких разных очередей за многими продуктами). Даже, помню, утром перед школой я стоял с матерью в универсам. За маслом. И за колбасой. Если постоять, то масла и колбасы хватало, а вот с мясом могло не повезти. Вот были времена!
А вообще, нет, я вспомнил! Вспомнил поездки с матерью на 36-ом трамвае (13 остановок) до кольца в Стрельну. В своём раннем школьном возрасте, то есть летом 79, 80, 81, 82 годов, когда там ещё можно было купаться в заливе. Мы загорали и купались в Финском заливе на участке, где расположен тогда заброшенный Константиновский дворец - ныне морская резиденция Президента Российской Федерации. Мы загорали и играли в карты. И дома в летние каникулы моих первых школьных лет мы с матерью играли в карты. На кухне. До глубокой ночи. В тишине. Так как радио по ночам не работало. Когда я подросту, больше в жизни мы не поиграем с ней никогда.
* * * (Звёздочки ╧13)
В середине восьмидесятых отец летал каждый год "в поле" в Узбекистан. И мать тоже иногда летала тогда. Однажды в аэропорт Пулково провожал её я один. По дороге домой за мной увязался какой-то дядька. Наверное, педофил. Я еле от него отвязался-убежал, пересев в другой автобус. А он не успел в него войти, так как двери закрылись. Я встал у заднего окна автобуса и видел, как дядька махал мне раздосадовано кулаком. Я тогда не понял, зачем за мной по пятам идёт этот маньяк, но теперь я точно знаю, догадался, что это - педофил. Слава Богу, что мне удалось от него удрать на автобусе. "Икарусе".
* * * (Звёздочки ╧14)
В восьмом классе я был принят в комсомол. Со второй попытки. С первой не получилось, так как на собрании комитета комсомола школы мне задавали дурацкие вопросы из истории комсомольского движения. Я был безыдейным, но осознавал необходимость вступления в ВЛКСМ для дальнейшей карьеры: в ЛВИМУ имени адмирала Макарова брали только комсомольцев, то есть якобы идейных.
Когда я перешёл в девятый класс, то меня самого от класса избрали в комитет комсомола школы. В комитете мне дали нагрузку: отвозить восьмиклассников в райком комсомола для принятия их в члены ВЛКСМ. Сколько человек я привезу в райком, столько раз я должен буду повторить следующее, встав: "Решение первичной комсомольской организации: принять Ивана Иванова (или имя следующего кандидата на вступление в комсомол) в члены ВЛКСМ; решение комитета комсомола: утвердить решение первичной комсомольской организации". После этой церемонии я заходил к однокласснику Ване Ковалевскому, который жил недалеко от Кировского райкома , и мы целый вечер играли в карты. С ним я попробовал курить и пить. Курили "Ту", пили дешёвые вина. И слушали "Åквариум". В общем, балдели. Вот такой я был комсомольский комитетчик!
* * * (звёздочки ╧15)
В начале 1987 года у бабушки Лизы на Сапёрном переулке, 6 в квартире 36, коммуналке, произошло следующее: одни из её соседей съехали с квартиры, получив в порядке очереди квартиру, освободив комнату площадью 21 квадратный метр. И тогда в пятикомнатной коммуналке осталось два квартиросъёмщика: бабушка Лиза и еврейская семья Шер, состоящая из трёх человек. Бабушка Лиза занимала с давних времён одну комнату площадью 16,5 квадратных метров. А еврейская семья три, две из которых смежноизолированные, 18 и 9 квадратных метров, имели один выход в коридор и когда-то были одной большой комнатой в три окна. Так вот, пятая 21-метровая комната освободилась, и совместный ум моего отца и еврейской семьи придумал следующее: пойти в жилконтору и попросить списать эту большую жилую, но пустующую комнату, из жилого фонда и перевести её в категорию МОП (места общего пользования), так как в 137-метровой пятикомнатной квартире кухня была площадью всего 8 квадратных метров, что мало для большого количества людей-неродственников. На кухне стояли две газовые плиты и два кухонных стола. Так что, было не развернуться. И кому-то есть на кухне было неудобно, потому что тесно. Жилконторские чиновники вняли просьбе ходоков из квартиры ╧36 по Сапёрному переулку, 6 и перевели 21-метровую комнату в разряд нежилой. Так эта квартира из пятикомнатной на бумаге превратилась в четырёхкомнатную, но зато с большой столовой в 21 квадратный метр.