Менты, задержав мужика-грабителя, сажают меня в "Жигули" рядом с ним. Что мне очень неприятно. Нас отвозят в отделение мелыцыи. Там я составляю заявление о грабеже, в котором оцениваю свои очки в 300 рублей. Я представить себе не мог, сколько стоили такие очки, когда были новые, а также с трудом оценил их в их нынешнем состоянии. Ну не в ноль же рублей мне их оценивать? Ведь тогда что? Получится, что горе-грабитель мне никакого материального вреда не нанёс. И ведь тогда его не посадят. Но это же неправильно! Поэтому я назвал цифру с потолка - 300 рублей.
Я ушёл из отделения мелицыи и вернулся к себе на Набережную. Утром меня будит телефонный звонок моей "Нокии". На связи мелицыя.
- Если вы хотите посадить своего грабителя, вам следует сейчас же явиться к нам в отделение. Иначе мы его отпустим.
Мне это кажется удивительным. Разве я не правильно составил заявление? А если бы я сейчас был на работе, тогда что? - тоже бросать работу и спешить к ментам? Да даже если я сплю, то что это за ерунда - поднимать меня, не выспавшегося, из-за грабителя с постели?! Но я же ангел! А это значит, что я хочу предотвратить новые грабежи этим грабителем. А менты грозятся его отпустить! Нет, я этого не допущу! Я являюсь в отделение мелицыи. До линии Васильевского острова с большим порядковым номером, где находилось ментовское отделение, пришлось идти пешком, что было неприятно, особенно после давешнего возвращения оттуда. Я пришёл, и мне сказали ждать приёма следователем в коридоре. Жду. Долго жду. Что за неуважение? Сами разбудили-позвали, а принимать не принимают? Наконец приняли. Меня то ли допрашивают, то ли составляют заново заявление с моих слов - сейчас точно не помню. Спросили, кто я, каким родом деятельности занимаюсь? Ну, не скажу же я, что я бомж! Сказал, что в данный период я свободный писатель. Пишу Книгу. Спрашивают: о чём пишу? Отвечаю: о себе, о Родине, о Боге. В общем, я писатель-патриот, - заключаю я. Менты "пробивают" меня по своей компьютерной базе. И вот что удивительное оказывается. Оказывается, что, если верить этой базе, то я в день, когда менты меня забрали с Большого Казачьего переулка, где я спал под лестницей, совершил мелкое хулиганство. Я заявляю этим ментам, что это неправда, что: да, действительно, меня в этот день задерживала мелицыя, но меня отпустили без привлечения к ответственности, что: это менты таким образом улучшают показатели своей работы. Но мне всё равно было неприятно, что эти менты указывают мне на якобы совершённое мной мелкое хулиганство, за которое меня якобы те менты задерживали: один гад напортачил в статистике и электронной базе, другие ему верят. Узнав от меня, что я писатель_патриот, менты мне предлагают:
- Если вы истинный патриот, то давайте мы вас внедрим к скинхедам. А то, знаете ли, наш прошлый агент был раскрыт и убит. Соглашайтесь! Если вы истинный патриот, то должны быть противником скинхедов.
- Нет, спасибо, за доверие, но я противник таких методов работы, - вежливо отказался я, а сам подумал: - мне нельзя рисковать своей жизнью, ведь моё предназначение в другом: занять президентское кресло, а затем трон, так что рисковать крупными интересами Родины ради мелких мне нельзя. Мой масштаб другой. Также мне пришла мысль, что ведь и жилплощадь я мог бы получить, согласись я работать провокатором на ментов. Так что вот от чего я отказался сейчас - от комнаты, или даже от квартиры. По выходе своём от следователя я в обезьяннике заметил моего горе-грабителя. При виде меня он уже не улыбался...
Часть вторая
* * * (Звёздочки ╧70)
На следующий день, 14 июня, я решил днём никуда не уходить, а дождаться обхода дворника (разведка донесла, а именно, Матвей, что именно сегодня дворник пойдёт проверять чердаки и подвалы). Погода в этот день была жаркая, поэтому я на своей лежанке на лестнице выше последнего этажа лежал в одних трусах. И вот я слышу топот и разговоры поднимающихся людей. В квартире на последнем этаже залаяла собака. И вот, кого же я вижу! Не одного дворника, а целую бригаду дворников, или вернее, дворничих, в оранжевых жилетах. Наверное, они их одели, чтобы всем было понятно, что они дворники и находятся при исполнении своих обязанностей. И вот я вижу, как при виде меня у дворничих меняются лица. Следует немая сцена, длящаяся недолго, но она была ярко выражена. Дворничихи, видно, от неожиданной встречи со мной на несколько мгновений потеряли дар речи. После паузы и первого восклицания: "А это ещё что такое?" последовали мат, который я не могу привести в своей Книге, и оскорбления в мой адрес: "Ишь! Разлёгся тут Ёпэрэсэтэ!.." Для меня было неприятной неожиданностью, что пришёл не один дворник, а целая бригада. Я думал, что смогу договориться с одним дворником. Но бригада мне не дала слова сказать. Дворничихи дружно принялись сгребать в охапку мои вещи и понесли их вниз. На помойку, - подумал я. Я схватил сумку типа армейской планшетки, в которой был мой паспорт, бушлат, джинсы и кроссовки. На всё остальное мне не хватило рук. Быстро влез в джинсы и кроссовки и устремился вниз за дворничихами, нёсшими охапками мои вещи на помойку. Мне не повезло, ибо мусорный контейнер с четырьмя люками сверху оказался абсолютно пустым. Поэтому мои вещи из рук дворничих полетели на самое дно контейнера. Среди вещей каска, тёмные очки, кепка с париком, портянки ботинки, бутылки. В общем, я утрачивал необходимые для телесъёмок вещи, входящие в мой совершенный ангельский наряд. Я подбегаю к контейнеру. Дворничихи пытаются меня ударить своими мётлами, замахиваясь. Мне удаётся увернуться, но моя попытка предотвратить выброс моих ценных вещей в контейнер оказывается безуспешной. Вещи продолжают лететь в контейнер. Поэтому я не раздумывая залезаю в него, чтобы достать брошенные в него ценные вещи. Но разъярённая дворничиха с ненавистью ко мне бросает мне в ноги какие-то доски, лежащие рядом с контейнером. Я еле успеваю отпрыгнуть в этом люке, а то бы точно остался без ног, ведь доски были тяжёлые и большие. Я вылезаю из контейнера с криками: "Милиция! Милиция! Вызовите милицию!", боясь, что меня эти бабищи забьют мётлами, а вещи закидают откуда-то взявшимся в большом количестве досками и прочим строительным мусором. Я кричу и кричу на весь переулок. А дворничихи продолжают закидывать мои вещи всякой всячиной, причём не молча, а громко матерясь, считая, что делают правое дело. Подчеркну, что я в это время в бушлате. Приезжает наряд милиции на УАЗике. Менты видят меня в бушлате с крестами-нашивками. Я объясняю ментам, что я бомж, но в данный момент дворничихи лишают меня моих ценных вещей, выкинув их в мусорный контейнер и забросав их из вредности строительным мусором. Я требую у милиции утихомирить этих разъярённых бабищ и позволить мне вытащить мои вещи из мусорного контейнера. Менты спрашивают меня кто я, что я, откуда я? Я отвечаю, что я бедный родственник жильцов на первом этаже этого дома. Менты захотели убедиться в этом, и мы звоним в квартиру тёти Надины. Открывает моя кузина Настя. Она подтверждает своё родство со мной. Я оставляю свой бушлат в квартире и мы с ментами удаляемся на улицу. Они приказывают мне садиться в их УАЗик сзади в отсек для задержанных.
- А как же мусорный контейнер? Я хочу достать из него свои вещи!
- Никуда он от тебя не денется. Садись! Поехали!
И мы едем в отделение милиции. То, что на Садовой улице. По приезде в отделение мелицыи к моему удивлению мне предлагают занять место в обезьяннике и подождать там. Меня запирают. Подумать только: я никогда в них не сидел, а сейчас меня закрывают в нём! Это меня, самого вызвавшего мелицыю, да в обезьянник! Посадили в обезьянник и не хотят со мной разговаривать! А сидел я один. Прошло время, и я захотел пить, что было вполне естественно, ведь стояла жара, и я, как проснулся, ничего не пил. В обезьяннике нашлась пустая пластиковая бутылка из-под кока-колы. Прошу меня выпустить. Хотя бы чтобы набрать воды из-под крана в туалете. Не сразу, но удалось уговорить мне это сделать. Сижу дальше. И жду неизвестно чего, ведь менты только и делают, что проходят мимо. В пространстве перед зарешёченным обезьянником стоит стол. Вот один мент сел за него и принялся что-то писать на бланках, закурив. Мне, хоть и курящему вообще-то, становится неприятно вдыхать его дым. Оно и понятно, ведь я со вчерашнего позднего вечера ничего не ел. Я делаю законное замечание пишущему-курящему менту, приказывая ему немедленно бросить курить в общественном месте. Он на меня ноль внимания. Тогда я принялся его козлить, то есть называть козлом. Он продолжает не обращать на меня внимания. Мимо проходят другие менты. Я обращаюсь к ним, чтобы они повлияли на этого тупого-наглого мента, что продолжает курить невзирая на моё требование прекратить курение в моём присутствии. Эти прохожие менты оказываются тоже козлами, потому что они никак не реагируют на мои слова. Я козлю их тоже. Настал момент, когда пишущий мент, покурив, куда-то отошёл. Тогда я взял и швырнул бутылку с водой сквозь решётку ему на стол. Не закрытая крышкой бутылка разлилась, замочив ментовские письмена. Пришёл какой-то человек без формы и, не представившись, кто он по должности-званию и фамилии, стал угрожать мне физической расправой со мной, если я не угомонюсь. Менты стали курить перед обезьянником шаблой, то есть козлиным стадом, то есть сообща, как будто нарочно на вред мне. Сколько я просидел в обезьяннике, я точно сказать не могу. Час? Полтора? Два? Не знаю. Наконец, открывают обезьянник и ведут меня на беседу к какому-то мужчине в гражданской одежде. Он представляется мне врачом-психиатром. Говорит, что его вызвали менты по мою душу. История повторяется. Так же я разговаривал с врачом-психиатром в отделе мелицыи на улице Чехова в период своей войны с бомжами на Сапёрном переулке несколько лет назад. И так же, как и тогда, менты сначала не давали пить. В этот раз, как и в тот, психиатр выслушал мой подробный рассказ. Я поведал ему, каким образом я оказался на лестнице, и что послужило причиной моего обращения за помощью к мелицыи. На что психиатр мне сказал: