Я отвлекалась от едва заметной линии, определяющей контур двери, обернулась:
— Одного не могу понять, как удалось добыть подобную информацию, — заметила, успокаиваясь.
Индарс никогда и ничего просто так не делал… Если бы не заводила саму себя, сообразила значительно раньше.
— Через тарсов, — он поднялся, подошел… — Не лишай себя жизни…
— Какой ее части? — я сделала шаг, до самого минимума уменьшая разделявшее нас расстояние. — Этой? — прижалась к нему.
Смотреть в глаза, задрав голову, было больно.
Слишком близко! Слишком отчетливо!
Не смотреть… Не смотреть, значило — чувствовать. И тень Искандера, и то, что нас однажды связало с самим Индарсом. Его страсть и моя потеря, которую он помог пережить.
— Моя выдержка не безгранична, — шевельнулись его губы. Слишком безразлично, чтобы поверить словам.
— Выдержка?! — язвительно протянула я. — Зачем ты прилетел?
Меня — несло! Усталость. Откат после тонизаторов. Пытавшийся давить на психику Таласки…
Мне бы хватило и чего-нибудь одного.
— Хотел увидеть тебя, — все так же ровно произнес Индарс. — Увидеть и сказать, что жизнь продолжается. Этого не изменить!
Прав! Как же он был прав!
Но…
— Ты похожа на волновую мину. Детонация неизбежна, но на кого или на что среагируешь… — Он качнул головой, на мгновение отведя взгляд.
Легче не стало, его глаза я видела все равно. И ту боль, которую прятал от меня, тоже.
— Если тебе надо кого-нибудь уничтожить, чтобы стало легче, сделай это со мной… — закончил он, вновь глядя на меня. — Я — не сберег! Я — опоздал!
— Нет! — отступила я назад. Комок в горле… заполошно бьющееся сердце…
Шаре разливало по венам жгучий огонь, но оставляло разум холодным, не позволяя окончательно сорваться, уйдя в неконтролируемый прыжок…
— Со мной связался Юлиан, — моя растерянность Индарса не остановила. — Ты когда последний раз общалась с ним? Не по службе? Потому что он — твой сын.
Еще один шаг назад…
С сыном?!
Он опять был прав. Тема Искандера стала табу… Не забытая — выведенная за границы текущей реальности. Для меня, для каждого из тех, кто был рядом…
Под запретом все, что касалось адмирала… И канира, которым он когда-то был. И того прошлого, в котором мы с ним встретились…
А Индарсу все было мало! Отступать он не собирался:
— Дерзкая! Опасная! Безрассудная! Знаешь, о ком это?
— Обо мне, — хрипло выдавила я из себя. — По-другому сейчас нельзя!
— Хочешь сдохнуть? — он иронично поднял бровь. — Как просто…
— Не хочу! — попыталась возразить я, но… заткнулась. Сама.
Слова мало что значили. Всего лишь звуки, создававшие зыбкие образы. А что стояло за ними?
Тимка, предпочитавший чьи угодно, только бы не мои руки? Ангел, делавший вид, что ничего не происходит? Стас, который больше не спорил, когда я требовала тонизатор?
И — сын…
— Ты спросила, почему я прилетел? — Индарс вновь оказался слишком близко. — Потому что чувствую вину перед генералом! За ту твою смерть, которую он пережил благодаря мне!
— Отец — солдат! — закричала я. Нет, держать прессинг я могла и дальше, но вот стоило ли… — Он — поймет!
— Поймет?! — Индарс тряхнул меня за плечи. — Ханти!
Дура. Идиотка.
Однажды император это уже произносил.
— Я — не могу… — сглотнув, выдохнула я. — Не могу…
— Не хочешь! — жестко поправил он меня. — Так, как у тебя, проще! Больно — сделать еще больнее. Тоскливо — тянуть дальше, пока не начнешь выть. А чтобы уж совсем — рвануть на самую грань, устроив хатч со смертью.
— А ты умеешь быть жестоким! — вырваться из его захвата я даже не пыталась.
— Ты даже не представляешь, насколько, — его взгляд продолжал рвать меня на куски. — Если потребуется, я освобожу тебя от командования группой «Ворош».
— Что?! — я отпрянула, но Индарс удержал.
— Не ожидала? — интонации старха стали едва ли не нежными… Не успокаивая, давая оценить расклад.
Это не отрезвило, но… напомнило, кто — он, а кто — я. Император великой империи, любитель многоуровневого хатча и…
Перевозчицей я больше не была, но это мало что меняло.
— Так-то — лучше, — тронувшая губы Индарса улыбка оказалась мягкой. — Мне так тебя не хватало! — осторожно прижал он меня к себе. Дыханием опалило висок, напомнив еще и о том, что старх всегда привлекал меня, как мужчина. — Забывать нельзя. Смириться — значит, предать. Если только оставаться той, которую он любил.