— Это если напрямую, то — просто, — повернулся Шаевский. Встал, упершись ладонями в стол за спиной, — а если косвенно…
— Кто?! — этот вопрос прозвучал значительно жестче.
— Один из координаторов, — Шаевский не стал испытывать терпение генерала, — майор Ляпсис.
Шторм опустил голову, размышляя над сказанным, вновь посмотрел на Виктора:
— Низкий допуск!
— Так потому сразу и не зацепили, что мордой не вышел, — Виктор криво усмехнулся в ответ. — У адмирала в адъютантах капдва из тех, кто начинал с ним еще во время конфликта. Далину предан, как собачонка. Вот через его контакт с Ляпсисом и пошло.
— Мы его проверяли! — Шторм продолжал смотреть на Шаевского с легким прищуром.
— Так и мы проверяли, — фыркнул тот, — и кроме чрезмерного лизоблюдства и абсолютной уверенности в исключительности своего командира, ничего не нашли.
— Виктор… — в голосе Шторма явственно слышалась угроза.
— Слава… — вроде как устало вздохнул Шаевский. Рывком отстранившись от стола, вернулся в рабочую зону. Оттолкнул «бросившуюся» ему навстречу внешку. — Далин со своим адъютантом отрабатывали возможные ситуации по сопровождению императорского флагмана в учебном классе старшего офицерского состава, — глядя на Шторма, холодно произнес он, остановившись рядом с креслом. — А теперь скажи, куда смотрела ССБ?!
— Идиот! — сквозь зубы процедил генерал, достаточно хорошо представляя себе суть проблемы.
Оперативные залы супертяжа, на котором расположился Коалиционный Штаб, были оборудованы генераторами защитного поля, обеспечивающими те самые, максимальные четыре восьмерки. Полный контроль входящих и исходящих информационных потоков, многократная проверка на шифровании, блокировка записи…
В учебном классе поддерживались лишь стандартные требования по безопасности…
Халатность?
Характеристику, данную когда-то Злобиным адмиралу Далину, Шторм помнил едва ли не дословно.
Службу начал еще до конфликта с Самаринией. Во время войны проявил себя, как хороший тактик. Довольно быстро продвинулся на жесткой, категоричной позиции в отношении соседнего сектора, которой придерживался до сих пор…
С точки зрения человеческих взаимоотношений — одиночка. Дружбы, приятельских отношений избегал, переводя все контакты в вертикальную плоскость: начальник-подчиненный и не признавая в своем нижестоящем окружении тех, кто имел отличное от его мнение.
К критике — нетерпим. Злопамятен, способен на месть.
Галактическому Союзу — верен, но скорее по привычке или трусости. К столь кардинальным решениям, как открытая измена присяге, не способен.
— Вряд ли предательство, — попав в мелькнувшую мысль, произнес Шаевский. — Просто… — Он поморщился — подобное пренебрежение к соблюдению правил и инструкций в формате военного времени называлось именно предательством, и добавил: — Я приказал не трогать. Посмотрим, куда идет, ну и…
— Хочешь поиграть? — понимающе ухмыльнулся Шторм. Когда знаешь, откуда течет, грех не воспользоваться.
— Хочу, — дернул плечом Шаевский. Посмотрел на Шторма… не отвернулся, когда взгляды встретились… — Он ведь не дурак… — Сжатая в кулак ладонь медленно опустилась на ровную поверхность стола. — Должен был понимать…
— А он и понимал, — скривился Шторм. Закончил… нарочито флегматично. — Считает себя непогрешимым.
— Непогрешимым?! — нахмурившись, переспросил Виктор. — Сука, он, генерал! Не ставящая ни во что чужие жизни сука!
Вот тебе и на равных…
Чтобы не сорваться, Шторм отошел к окну.
С тем же успехом мог просто упереться в стену — по приказу эклиса Ильдара над Управлением был установлен дополнительный защитный купол, полностью отрезавший их от внешнего мира, но сейчас главным было хоть на мгновение, но вырваться из зоны визуализации.
Ярость, подспудно тлевшая последние месяцы, нашла выход, смешав прошлое и настоящее.
Годы… Годы… Годы…
Те полтора, когда они с Орловым пытались вытащить из плена Лазовски. Оббивали пороги, просили, объясняли, угрожали, вновь и вновь натыкаясь на одну и ту же стену нецелесообразности, исходя из которой жизнь офицера, знавшего, на что подписывался, не стоила усилий, требовавшихся для его спасения.
Еще один, пока занимались реабилитацией, доказывая, что вердикта скайлов о ментальной целостности личности достаточно, чтобы снять с Ровера клеймо прошедшего через обработку самаринян.