Вцепившись пальцами в волосы, он вскочил со своего места и заметался из стороны в сторону по своему, внезапно ставшему маленькому и душному, кабинету. Страх за нее, за них взметнулся в душе, словно кто-то невидимый холодной рукой проник в его грудную клетку и начал медленно сжимать его сердце, впиваясь в него острыми когтями. Оно еще бьется, трепыхается, но ледяная волна все быстрее и быстрее заполняет тело, сковывает мышцы и отупляет разум. Инстинкты взбесились и рвались наружу. Утешить, защитить, спрятать!
Теперь смысл этих загадочных снов стал ему понятен. Неллин, ребенок… кровь… О, Святые Звезды! Он болезненно взвыл, и сироконец от неожиданности попятился. Еще никогда он не видел своего друга в таком состоянии.
- Федал, - вновь заговорил Зордрек, и голос его дрожал от едва сдерживаемых ярости и боли, - если ты мне немедленно не приведешь достаточно веский аргумент, оправдывающий твой идиотский поступок, я сверну твою тощую зеленую шею!!
Федал на всякий случай отступил от Зордрека еще на несколько шагов и прижался спиной к двери, гребень на его голове поднялся, в глазах быстрее закрутился оранжевый зрачок. Он уже давно заготовил свою пафосную обличительную речь и все ждал момента, когда можно будет ее торжественно озвучить, но почему-то сейчас все те слова казались ему глупыми и бессмысленными. Зордрек прав, он должен был раньше сказать ему об этом. Возможно Неллин сейчас в опасности, и виноват в этом один глупый сироконец, не менее самонадеянный, чем его приятель сакзанец.
- Зордрек, прости меня, но я сделал это ради вас обоих и, исключительно, желая вам счастья…
- Да, неужели? – горько рассмеялся император, разведя в стороны руки. – Я похож сейчас на счастливого?
- Ты похож сейчас на безумного. – честно ответил Федал, глядя на его торчащие в разные стороны волосы, кривую злобную ухмылку и лихорадочно блестящие, почти сумасшедшие, глаза.
Зордрек опустился прямо на пол там, где стоял. Он действительно чувствовал, что если немедленно не возьмет себя в руки, то его голова просто лопнет. Страх за Неллин и их ребенка был такой сильный, что не давал мыслить не только здраво, но, вообще, в принципе.
Успокоиться.
Вдох, выдох. Надо успокоиться.
Вдох, выдох…
Не получается…
Еще один вдох и медленный выдох. Подумать, что с ним происходит.
Вдох, выдох. Нужно понять… Быстрее! Теряешь время!!
Драный Темный!!!
Успокоиться, я сказал!…
Несколько минут он неподвижно сидел, а потом обратился к Федалу:
- Дай мне воды. – тихо попросил он.
Сироконец оглянулся в поисках кувшина. Один валялся на полу в мокрой луже рядом с разгромленным столом и разбитыми стаканами, но был еще один у противоположной стены рядом с двумя креслами на маленьком столике. Федал метнулся туда, протянув стакан с водой Зордреку, он дождался, когда тот его осушит, и вновь заговорил:
- Зордрек, прости, я действительно хотел как лучше…
- Это Зов. – перебил Зордрек, не глядя на него. – Мои сны – это Зов Нареченной. Неллин – мое сердце. Какой же я мудак… – простонал император, схватившись за голову, на которую внезапно снизошло озарение. Слепой, тупой, самоуверенный кретин. Она даже снилась ему в обрядовом свадебном платье, всегда, с самого начала, как он первый раз ее увидел. - А боль в сердце – Зов Крови. Мой ребенок в опасности, и я ему нужен. – он горько усмехнулся. - Теперь я знаю, что чувствовал отец, когда вынудил меня лететь на Землю. Постоянная жгучая вибрирующая боль в сердце признак того, что твой ребенок в опасности.
- Зордрек, прости, ради Неба, - прошептал Федал, с ужасом глядя на него.
Он не много знал об этих эмпатических способностях сакзанцев, обретенных ими вместе с физическими за время рабства. Они об этом особо не распространялись.
Зордрек сидел с низко опущенной головой, погрузившись в свои мысли, и никак не прореагировал на извинения Федала, словно, он его вообще не слышит, и слова сироконца не имеют для него ровно никакого значения. Федал вздохнул, ну что с ним делать?
Зордрек, вдруг, поднялся с пола и, не глядя на него, прошел мимо к своему разрушенному столу. Он поставил стакан на подоконник и сел в кресло, отвернувшись к окну. Глядя невидящим взором прямо перед собой, император с такой ясностью понял, что любит Неллин, что оставалось только гадать, как он не осознал этого раньше. Он влюбился в нее с первого взгляда, когда впервые увидел ее той ночью, освещенную только лунным светом, льющимся из открытого окна. Его птичка, его сердце, ЕГО. И он так легко отказался от той, что дороже всего во Вселенной.