— Мой шрам, — Марна вздохнула и посмотрела на будущего мужа. — Он выглядит лучше?
Олег нежно улыбнулся, встал перед Марной лицом к лицу и заправил ее прядь за ухо, обнажая ярко-розовый, почти пурпурный шрам. Девушка опустила глаза.
— В моем мире их умели убирать, — прошептала она с хорошо скрытой грустью.
Олег опустил руку и отошел на шаг назад.
— Да, в твоем мире все краше и хорошее. Я понял это уже давно, — не без обиды ответил он. — Кроме одного.
— Чего же?..
— В твоем мире больше нет тебя. Ты здесь, и поэтому мой мир теперь самый прекрасный из всех, созданных богами.
— Разве это может быть красиво… — покачала головой Марна и села, почти плюхнулась на влажную от росы траву. — Я не воин, чтобы гордиться этим уродливым шрамом. Он — не знак моей силы, скорее, слабости… Я должна больше тренироваться и учиться работать мечом.
— Не работать. Владеть, — Олег сел рядом и оперся на локти, почти лег. — Так говорят настоящие воины. Вот тебе еще один урок, Марна.
— Мое настоящее имя — Мирослава… — вдруг призналась она шепотом, сама того не ожидая, и удивилась, как долго она не произносила своего истинного имени вслух. Оно будто и звучало теперь иначе. — Так меня назвали родители, когда я… когда…
— Родилась? — помог ей Олег, думая, что Марна всего лишь забыла слово.
— Да, точно, — протянула она, криво улыбнулась и потерла зудящий шрам. — Родилась, — шепотом повторила Марна, а сама подумала: «Или когда моя собственная мать выбросила меня на порог чужого дома?» — Я подумала, что ты должен знать.
— Мирослава — это славянское имя. В твоем мире живут славяне? Мы есть и там? — казалось, Олег тут же расцвел, как душистая яблоня в мае, от гордости за свою кровь.
— Да, но…
Марна не знала, как объяснить ему, на что был похож ее мир, потому как не знала нужных слов. А те, что знала, только оскорбили бы память о ее прежней жизни и мире, в котором она родилась. Да и как же ей было объяснить Олегу, что все славянские племена объединятся, а затем уже вновь разделятся на Белоруссию, Украину и Россию?
— И как же мне теперь звать свою будущую жену? Мирослава? Марна?
— Мирославы здесь больше нет, — она подняла на Олега сверкающие зеленые глаза. — Ее больше нет. Я Марна.
— Все же выбираешь варяжское имя?..
— Не я выбирала… Мне дали его. Да и дело вовсе не в том. Я теперь другой человек.
— Какой же?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Мирослава была… она… она много жаловалась и сетовала на судьбу. Жаловалась на мать, которая ее оставила. Жаловалась на всех и вся, считая себя овечкой среди волков. Мирослава считала себя слабой, часто вела себя, как дитя, а еще она… — Марна не договорила то, что собиралась сказать о своем первом муже. И если бы она все же решилась, то рассказала бы Олегу о том, что вышла замуж не по любви, а затем сама же винила своего мужа, который и не был ни в чем виноват. Он просто был не для нее. А она не для него.
— Такой я тебя никогда не видел, — покачал головой Олег, поддерживая ее. Он видел, как ей тяжело давалось то признание. — Я знаю, ты была очень напугана, когда впервые пришла на наши земли. Но даже мне страшно, когда я вижу то, чего не знаю. И больше всего мне нравится в тебе не просто твои сила и храбрость, а то, что ты становишься сильнее и храбрее каждый день, преодолевая себя. Вот, где прячется настоящая сила! Кто-то с нею рождается или впитывает ее с молоком славянской матери, но разве такая сила достойна похвалы? Это как если бы я хвалил лошадь за то, что у нее четыре копыта! А ты… Ты каждый день борешься сама с собой, с той… Мирославой, что внутри тебя. Потому и заслуги это Мирославы, а не Марны. И я бы предпочел жениться на первой.
— Послушай… — Марна вдруг решила не продолжать этого разговора, что смущал ее. — А разве твое имя не варяжское? Всегда хотела спросить, а не могла. В моем мире говорят, ты был воином Рёрика, его десницей и другом…
Олег чуть не поперхнулся слюной.
— Имя, быть может, и варяжское… Но чтобы друг и воин… — хихикнул он не без презрения.
— И почему же у сына словенского князя варяжское имя? Иттан сказала, что…
Собираясь с ответом, Олег несколько раз хлопнул длинными ресницами.
— Да, моя мать не была словенкой. Она была всего лишь одной из наложниц моего отца, каких, к моему стыду, у него всегда было много. Ее звали Хельга, и она была варяжкой. Догадаюсь, что Иттан рассказала тебе и остальное?
Марна утвердительно кивнула головой. Олег, не зная куда девать руки, сорвал зеленую травинку и зажевал ее.
— А ты видела Глеба, Марна? Помнишь его? — Олег вдруг заговорил на иной предмет. — Черный, будто самая темная ночь. Узкоглазый, бородатый. Он рожден от хазарской наложницы: она до сих пор живет подле моего отца. То есть жила… то есть до сих пор и живет в тереме, только вот отца больше нет… Ее кличут Парсбит.
— Та самая, что я видела тогда в спальне твоего отца?
— Ага…
Олег отвел глаза в сторону, чтобы Марна не видела его слабости, того, что глаза его стали влажными.
— Ты скучаешь по нему? — она коснулась плеча Олега, и он вздрогнул, но не ответил, только нерешительно кивнул головой, и челюсти его сжались.
— А Ефанда? Ефанда — само божество! — вдруг он рассмеялся и заговорил о сестре, чтобы выскользнуть из неловкой ситуации. — Сама чистая славянская кровь. Она рождена от дяди моего, Вадима, и жены его, Драганы, которую ты, моя ладушка, и спасла. Мой дядя всегда был однолюбом, и других женщин, кроме Драганы, не имел.
— Тебе стыдно?.. — предположила Марна. — За то, что ты… ты дать Ефанду варягу?
— Я с этим засыпаю и просыпаюсь… Но теперь он мертв. А Ефанда — больше не Ефанда.
«Если только мертв…» — подумала Марна про себя, но не осмелилась озвучить догадку. Что-то здесь было не так, и Марна чувствовала это нутром. Где теперь Рёрик, если он жив? Где теперь его тело, если он мертв? Не может все закончиться вот так. Если теперь выяснилось, что Марна никогда и не была в собственной книге, а Рёрик и есть тот конунг из Фризии, значит, он и должен погибнуть во Фризии по преданиям. Но не здесь.
— А расскажи мне, как конунг Рёрик пришел к вам в Алаборг?
Олег, немного подумав, все же кивнул. Марна была похожа на любопытного ребенка, которая все тянула и тянула из Олега истории.
— Ефанда первая заметила их корабли, входящие в Волхов. Она никогда прежде не видела таких прекрасных парусов и потому так и осталась там смотреть. Не предупредила… ни меня… ни Глеба… А мы и не были готовы. Не сбежали, не спрятались в лесах. Когда варяги ворвались к нам, было уже слишком поздно. Мы не стали поднимать мечей, а они не стали нас убивать. Только наложили дань и забрали Ефанду и еще пару молодых девушек к себе на увеселение. Первый год, пока крепость строилась, варяги жили у нас. Насиловали наших женщин, жрали наши запасы… Да и крепость строили тоже мы. Это было самое черное время. Нас не выпускали из общины, чтобы мы не обратились за помощью к другим племенам. Чтобы Новгород о том не прознал. А если кто пытался бежать — того Рёрик сам сажал на кол или вскрывал кишки. Я помню тела, что вороны исклевали до самых костей… Рёрик не дал нам снять их и предать огню. Он заставлял смотреть, чтобы мы помнили…
— Боги, — ахнула Марна и нахмурилась. Ее сердце бешено стучало в груди.
Она и не могла представить, через что прошел Олег и его близкие. Она также знала, как сильно теперь Олег преуменьшал их страдания, чтобы не показаться слабаком в ее глазах.
— Завтра начинается сваточная неделя… Ты еще не решилась сплести для меня венок? — Олег вдруг перевел тему.
Марна резко выдохнула, будто ухмыльнулась. Она пронзительно посмотрела на Олега, и в ее глазах заплясали огоньки.
— Как сильно будут гневаться твои боги, когда ты женишься на двоемужнице? На женщине, которая уже делила ложе с другим мужчиной до тебя?.. — и она все же решилась на свое признание.