Сердце бешено забилось в груди. Ей казалось, что оно вот-вот вырвется. Больше не было сил плакать, и ее рыдания переходили то в истерический смех, то в удушающий кашель. Хотелось домой, хотелось есть и пить, хотелось залезть в теплую постель и прижаться к мужу.
— Поехали! Поехали! Вдруг ты найдешь вдохновение! Боже! — она громко кричала в сторону леса, пародируя мужа, но даже эхо не соизволило вернуться к ней. — Саша… ты ведь был всегда прав… Я пропаду без тебя…
Вокруг не было ни единого намека на фонарь или источник света. Стояла немая, но такая оглушающая тишина. Удивительно, но российский Север не отличается суровыми зимами как Сибирь. Однако ветра здесь самые злые, мокрые, холодные и пронзающие насквозь.
Мирославе вдруг стало стыдно от того, что она винила мужа в его холодности ко всему кроме денег. Как-никак, но он впервые старался сделать хоть что-то, чтобы спасти их отношения. Нет, Александр не повез ее в Старую Ладогу ради встречи с риелтором. Это было лишь всего удачное совпадение. Он повез ее туда ради ее книги. Не иначе. Она так решила. Она так хотела думать. На том Мирослава успокоилась и смогла найти в себе силы идти дальше. Медленно. Шаг за шагом. Прислушиваясь к скрипу снега и каждому шороху и выставляя руки перед собой, чтобы никуда не упасть и не оступиться. Факел давно потух. Ее удивило, как много снега появилось в лесу за один только день. Неужели его насыпало, пока она спала в землянке? Будто март сменился декабрем.
Бруни послушно шел рядом. Казалось, ему самому было страшно и холодно. Мокрая шкурка покрылась льдом. Хвост опустился и дрожал.
Спустя пару часов Мирослава не выдержала и нашла ближайшее дерево, чтобы возле него помассировать околевшие ноги. Было сыро и жутко. Пальцы онемели от холода и сырых сапог и почти не двигались. От нервов скрутило живот. Она вдруг громко и протяжно рассмеялась. Если бы кто-то мог слышать ее в тот момент, то посчитал бы умалишенной.
— Как легко писать книжки! — не переставая смеяться, она говорила сама с собой. — Делаешь этого смелым, того красивым, а другого богатым! Пишешь так, как тебе удобно, красиво и интересно... и людям нравится, они читают. Но оказались бы они сейчас на моем месте, тогда больше не брали бы эти чертовы книги в руки... Все ложь... Ложь! А еще вот эта… ложная смелость! Я бы никогда не написала, что мой герой распустил нюни из-за того, что упал в воду и потерялся в лесу! А если бы написала — читатели бы с отвращением бы закрыли эту книгу и обвинили моего героя в трусости и тупости! Но черт возьми! Нет и нет! Это чертовски… страшно... и больно. Даже просто упасть в ледяную речную воду… страшно…
Мирослава закрыла глаза, опустилась вниз и, обняв себя за колени, прижалась к стволу березы еще сильнее. Затем она обняла Бруни.
— Держись, малыш. Согревайся. Забирай мое тепло. Уж лучше я сама замерзну.
На некоторое время она уснула от истощения. То могло стоить ей жизни, и она больше бы никогда не проснулась. Если бы не Бруни, который, защищая хозяйку, вдруг начал лаять куда-то в темноту.
Мирослава вздрогнула, осмотрелась и покрутила головой.
— Что случилось, дружок? Что там? На кого ты лаешь? Кто там?
Ей стало страшно от мысли, что она могла уснуть навсегда. Тогда она потянулась к ногам, которых больше не чувствовала. Сняла все еще влажные ботинки и принялась массировать пальцы.
Где-то вдалеке зашевелились кусты. Бруни залаял еще громче. Через несколько мгновений звук и вовсе усилился. Снег скрипел все сильнее и сильнее, а шаги становились все ближе. Мира протерла глаза и увидела тусклый круг света, приближающийся к ней. Она закричала о помощи, но изо рта вырвался лишь неуклюжий хрип. Она кричала еще и еще, пока голос, наконец, не начал прорезаться. Круг остановился на месте, а затем еще с большей скоростью начал убегать от нее.
— Пожалуйста! Стойте!
Мирослава на скорую руку обулась, побежала за светом и вскоре поняла, что кто-то намеренно бежал от нее прочь. Возможно, этот кто-то был такой же напуганный, как и она сама. Бруни следовал за хозяйкой. Свет привел их обратно к реке, и благодаря полной луне видеть стало проще. Человек, бегущий от нее, упал, выронил факел и скатился вниз по склону к реке. Это дало Мирославе время, чтобы нагнать его и перехватить свет. Бежала она как могла, даже, скорее, ковыляла, потому как больше не чувствовала пальцев на ногах. Мирослава подняла факел и аккуратно спустилась вниз, осветив себе путь.
Беглецом оказалась молодая девушка. Она была почти раздета, ее босые стопы горели от снега. Сорочка была разорвана в нескольких местах и едва прикрывала вздымающуюся от тяжелого дыхания грудь. Либо ее кто-то насиловал, либо она сбежала откуда-то, даже не успевши одеться. Увидев Мирославу, девушка немного успокоилась, засмотрелась, но держалась в стороне, изучая ее и не собираясь подходить ближе, будто зверек, загнанный охотником в угол.
— Ты... ты тоже попала в беду? — Мирослава сделала шаг навстречу, но девушка попятилась от нее и всмотрелась вдаль, за спину Миры, словно выискивая кого-то.
— За тобой кто-то гонится? Эй? Ты такая же как я? Не молчи, пожалуйста. Давай поможем друг другу. Кто эти люди? Ты знаешь их?
Вдруг беглянка соскочила с места, толкнула Миру, сбив ее с ног, и, не забрав огня, побежала прочь. Позади послышались мужские крики и лошадиное ржание. Бруни лаял как не в себя, только привлекая и направляя всадников еще больше.
Через несколько мгновений мужчины, словно молнии, подлетели к Мирославе. Не желая разговаривать, они связали ее и бросили к четвертому наезднику в сани, который был медленнее всех и как раз подоспел, когда мужчины закончили с веревками.
Бруни, защищая хозяйку, накинулся на одного из мужчин. Тот ловким движением руки достал из-за пояса нож и ткнул пса в грудь чуть выше левой лапы, ударил локтем по черепу, и пес, взвизгнув, упал на спину и скатился в овраг.
Мужчины громко говорили между собой на своем языке, и хотя Мира не понимала слов, она чувствовала, что происходит нечто неправильное. Ей настолько хотелось спать, есть и пить, что даже если это было похищение, то оно давало ей больше шансов на выживание, чем суровая ночь в лесу. Однако она не могла найти взглядом Бруни и не знала, возьмут ли мужчины его с собой, пойдет ли он рядом. Она попыталась пошевелиться, чтобы осмотреться и убедиться, что пес в порядке, но не смогла: веревки оказались слишком тугими.
Всадники развернули лошадей в обратную сторону и тронулись в путь. Один из них поравнялся с санями на минуту-другую, и Мирослава узнала мужчину из деревушки. Олег вел свою лошадь рядом и не переставал смотреть в лицо Мирославы.
— Как же так, дева? Разве я не оставил тебя в землянке в сохранности, глупая… — прошептал он, чтобы не слышали другие.
Мирослава почувствовала на себе его взгляд. Связанная, она едва могла двигаться и дышать. Однако одного ее взгляда было достаточно, чтобы Олег мог понять: она не просто боится его, он мерзок ей и отвратителен. Она не могла знать, что именно он отвел этих всадников подальше от поселения, солгал, что девушка сбежала, и заставил их выйти в лес на поиски. Олег рисковал своей головой, чтобы отвести от нее беду, которую она сама же к себе притянула, последовав за факелом, как мотылек за огнем.
— Где мой пес? Мой пес… Ты… животное… — прошипела она, но Олег, не понимая слов, только покачал головой и подстегнул лошадь. — Какие же вы все животные… будто… варвары… будто… — и тут она осеклась, не решаясь сказать вслух то, о чем подумала.
Когда Мирослава смогла отогреть ноги в санях, сил прибавилось. Она кричала и звала на помощь, звала Бруни. Она кричала еще больше, когда всадники подъезжали к знакомой крепости. Ее главная башня виделась в лунном свете. Хоть кто-то из деревни должен был услышать… Хоть кто-нибудь…