— Да... мне сказали, что у меня есть шанс, если я перестану писать километровые предложения, — она радостно, но не без самоиронии сообщила новость. Она знала, что Александр совсем имел ввиду не это.
— Что?.. Нет, Мира, — он поперхнулся от удивления. — Как ты себя чувствуешь? Что сказали врачи? Что вообще случилось? Ребенка больше нет?
— Почему ты меня больше не любишь? — она вдруг захлопнула ноутбук. — Или ты никогда не любил? Зачем я тебе?
Голос ее звучал неестественно весело. Она играла, и Александр явно ей проигрывал. Губы Мирославы растянулись в широкой победной улыбке. Она ждала, что муж возразит, скажет, как сильно он ее любит, но он молчал.
— Вуаля! — она хлопнула в ладоши, Александр вздрогнул. — Ты же рад, что я потеряла его, верно? Мы все тут рады. Какое облегчение! И зачем мы только женились?
— Ты же знаешь, что я…
— Почему Райан убил Синеуса? — перебила она его.
Александр был растерян, и Мирославе это нравилось. Она выскочила из-под одеяла и уселась посередине кровати, закинув под себя ноги.
— Не начинай... Опять книга? Твоя работа не имеет никакого отноше…
— Ха! — она вновь перебила его рассмеявшись.
— Ты не в себе после наркоза, у тебя нервный срыв. Пожалуйста, успокойся. Я тебя понимаю. После того, что ты пережила вчера…
— Я? Не мы?! Я?.. И вообще… Ты не ответил на мой вопрос!
— Какой?
— Почему он убил его? — она повторила вопрос с такой жестокостью и злостью в голосе, будто ее собственный муж был у нее на допросе. — Ты не знаешь, да? Ты ничего не знаешь, верно? Я буквально неделю назад рассказывала тебе об этом! Почему он убил…
— Пожалуйста, успокойся…
Александр выставил перед собой руки, будто его вот-вот атакуют.
— Я три года пишу ее... да какие три! С самого детства! Пишу и бесконечно переписываю! Просыпаюсь с ноутбуком в руках и засыпаю на нем... — она перешла на шепот. — Скажи, что любишь меня. Ты любишь меня?
— Ты не в себе. Это всего лишь какая-то книга! Которой даже нет! — выкрикнул он, резко вскочил со стула, и тот упал на пол. — Которая... к тому же доводит тебя до таких состояний! Посмотри на себя! Довела себя до выкидыша! А, может, это и к лучшему. Ты права! Я и сам не знаю, зачем ты мне? Зачем, Мирослава? Я устал от этих детских выходок!
Александр попятился назад к двери. Ему стало стыдно от сказанных в гневе слов. Он не хотел ранить ее. Или не хотел выглядеть подонком.
— Не смей винить меня в том, что случилось! Даже не пытайся! — она перешла на крик. — Ты даже не пошел со мной на УЗИ!
— Я серьезно! Да, я не читал твою книгу! Потому что мне это неинтересно! Неужели ты хочешь, чтобы я притворялся? Разве тебе интересен мой бизнес? Разве я насилую тебя своими отчетами и документами? Ты... ты…
— Давай, скажи это!
— Эгоистка!
— Пошел вон!
Он вышел из палаты и хлопнул дверью. Еще около минуты Мирослава не сводила с нее глаз, надеясь, что он вернется. Но он не вернулся. Когда шаги в коридоре совсем затихли, она выпила воды, привела волосы в порядок, сделала глубокий вдох и положила ноутбук на колени.
— Итак, пикантности им захотелось, верно? Ну что, мой дорогой Райан, в кого ты хочешь влюбиться?.. Быть может, тот редактор прав, и хотя бы одному из нас нужен счастливый конец? Вот бы я могла и свою историю написать… как пишу ее для тебя.
Она пыталась писать, но слова не шли. Удалось лишь переписать пролог, сократить его, сделать жестче.
— Хотя мальчик надеялся, что его отец снова встанет и побежит, как та курица, которую они обезглавили накануне, чтобы наварить бульона, — шептала писательница себе под нос, лениво выстукивая слова на клавиатуре. — И это то, что им нужно? Где же здесь литература? Где здесь музыка слова…
Чувство вины разъедало изнутри. За ссору ли с мужем? Отнюдь. Мирослава ненавидела себя за то, что ничего не чувствовала. Пыталась скорбеть, но не могла, будто потеряла нечто, что никогда ей и так не принадлежало, и испытала облегчение. Она не желала ребенка, но вместе с тем еще больше не желала ему смерти. И потому сама не знала, какое чувство было настоящим.
— Кажется, я монстр… — вздохнула Мирослава и вытерла единственную слезу, скатившуюся на левую щеку. — Я говорила, что не буду как моя мать, но я избавилась от ребенка еще до того, как он успел появиться на свет…
Самопроизвольный выкидыш случился на десятой неделе, хотя сердце у малыша не билось уже две. Доктора говорили, что это нормально и всего лишь естественный отбор. Лучше пережить выкидыш, чем родить нездорового малыша, мучиться с ним всю жизнь и мучить его.
— Природа неидеальна, но и не совсем глупа, — успокаивал ее хирург, когда вводил в наркоз.
Ближе к вечеру и окончанию приема в палату постучали. Мирослава вздрогнула и посмотрела на наручные часы. Она не отрывалась от клавиатуры, с тех пор как ушел Александр, но так и не закончила текст. Все, на что ее хватило, — это придумать девушку для Райана, назвать ее Марной (потому как она была датчанкой, а Марна на датском значило «из моря»), влюбить их друг в друга, чем вызвать настоящую катастрофу. Райан — варяжский раб. Марна — сестра варяжского князя.
— Да? — Мира крикнула, но изо рта вырвался только неуклюжий хрип.
Дверь приоткрылась. Держа в руках цветы, в палату зашла худенькая девушка.
— Мирослава Евгеньевна, здравствуйте.
— Привет... прости, я не знаю твоего имени.
Мирослава отложила ноутбук, прикрыла грудь одеялом и рассмотрела девушку. На ее голове был повязан платок в африканском стиле. Он напоминал тюрбан, что никак не сочетался с бледным худым лицом самой девушки.
— Меня зовут Марина, — ее голос звучал бодро. — Я ваша студентка.
— О… — Мирослава грустно вздохнула, но улыбнулась. — Так, значит, в университете уже знают?
— Нет, знаю только я. Хотя… о вас написано так много новостей.
— Новостей? Обо мне?...
— Да, что жена Александра Новикова…
— Не продолжай, — Мира грустно усмехнулась и махнула рукой.
Марина зашла в палату и положила цветы на тумбу у окна.
— Это хризантемы, но они красивые.
И действительно, те белые хризантемы были пышными, мягкими и походили на пионы.
— Это мои любимые цветы, — удивленно протянула Мирослава. — Откуда ты узнала?
— Хризантемы?
— Да, но именно белые.
— Прочла на вашей страничке. Я тоже такие люблю. Белые и простые. И больше всех ненавижу красные розы.
— И я! — рассмеялась Мирослава, и они обе посмотрели на подоконник, на котором красовался самый дорогущий букет, что Александр нашел в лавке. Он так и сказал с порога: «Заверните мне здесь самые дорогие!»
— Но мне кажется, это идеальный букет на похороны! — подметила Мира.
Марина посмеялась в ответ. Мирославе удалось рассмотреть ее лицо в свете настольной лампы.
— Нечасто встретишь таких же веснушчатых, как я. Мы случайно не родственники? Еще и цветы одинаковые любим.
— Вы еще моих волос не видели, — Марина улыбнулась так, будто ждала этих слов.
Мирослава сощурилась, разглядывая девушку.
— Я не встречала тебя раньше?..
— Я же говорю… Я ваша студентка… на парах где-нибудь да видели.
— Нет, еще раньше…
— Не думаю… — помотала головой Марина и опустила глаза. — На самом деле я пришла вернуть вам это.
Студентка подошла к кровати и протянула руку. На ее ладони лежал серебряный дирхам. Мирослава искренне поблагодарила девушку, взяла монетку и сжала ее в своем кулаке.
— Мне кажется, она очень ценная. Не оставляйте ее больше так.
Мирослава расслышала в голосе Марины нотки укора.
— О нет, ей почти совсем нет цены. Мой муж первым делом проверил это, — преподавательница рассмеялась, разжала кулак и взглянула на монетку. — В интернете такую можно найти не больше, чем за пять тысяч. Да и в музеях таких пруд пруди.
Марина покачала головой, и ее губы чуть искривились в неискренней улыбке. В носу сверкнуло золотое кольцо. Мирослава снова поморщилась, словно что-то вспоминая и глядя на украшение студентки.