Я словно оказалась в центре фейерверка, и каждая искорка этого фейерверка была фрагментом моих воспоминаний, и они складывались в единую картинку, и фейерверк все длился и длился, и длился.
Реджи, Дерек, Джон.
Аманда.
Мистер Браун, больной ублюдок.
Агент Смит и агент Доу, и специальный агент, сука, Джонсон.
Мигель, чокнутый испанский псих.
Рабочие будни убойного отдела городской полиции. Перестрелка при ограблении банка, и мой снайперский выстрел, с которого все началось.
Первая встреча с агентами ТАКС, меч в камне.
Цензор, человек, способный разрушать чужие сюжеты и пробивать любую сюжетную броню.
Дженовезе, перестрелка с мафией в ресторане, смерть агента Смита, схватка с маньяком на пустыре.
Правда о моем отце.
Правда о моей матери.
Здоровенная шестирукая крылатая бабища с пятым размером и кучей оружия в руках.
Топор.
И снова Реджи, который не врал про нашу первую встречу, он действительно явился ради экспертизы кучки праха, в которую превратился Эдгар, мой знакомый вампир.
Брат Тайлер и его сектанты.
Фил и его блокноты.
Хэм и его тюремщики.
И снова агент Доу.
И снова топор.
И вся чертова цепочка событий, которая привела меня сюда, выстроилась у меня перед глазами.
Я вспомнила не все, но я вспомнила достаточно. Я вернулась и собрала себя из осколков.
Я знала, кто я.
Я — сержант городской полиции.
Я — рожденная в мирах бесконечных сражений Роберта Кэррингтон, Дщерь Мести и Войны, Мать Хаоса и Нового Порядка, Провозвестница Ночи Черепов, Хлада Бледного и Града Огненного.
Джеремайя Питерс ошибочно считал себя таким же, как я.
Он мне и в подметки не годится.
Пока я все это вспоминала, диспозиция поменялась не в лучшую для меня сторону.
Кайл завладел моим топором и теперь рассеянно крутил его в руках, явно не зная, что с ним делать. Двое мордоворотов навалились мне на плечи и держали прижатой к дивану, а Питерс приближался ко мне с хищной улыбкой.
Все еще абсолютно голый.
Вдобавок, они заткнули мне рот, так что я едва могла дышать, и мне даже не хотелось думать, чем именно.
И главное, его приспешники не задавали ему никаких вопросов, не выказывали и тени сомнений. Он сказал им, они делали, так велика была его власть над этими людьми.
Или они изначально были так себе людишками, но я все же была склонна винить его.
Так было проще для психики.
Когда он подобрался совсем уж близко, я попыталась пнуть его коленом в пах, но промазала. Точнее, он увернулся.
Не знаю, о чем он вообще думал в этот момент. Либо похоть полностью овладела его сознанием, либо он настолько не был готов получить отказ, и отказ настолько его раззадорил, что он решил получить свое любой ценой.
Он склонился надо мной.
Они заткнули мне рот, но моя сила не в словах.
Я призвала свой атрибут, и он вонзился в спину тому мордовороту, что держал меня справа. Мордоворот захрипел, задергал ногами и сполз с дивана, а топор вывернулся у него из спины и лег мне в правую руку.
Тот мордоворот, что был слева, сначала ослабил хватку, а потом и вовсе отскочил в сторону, и даже Джеремайя бог Питерс сделал пару шагов назад.
— Воистину, ты — дочь дьявола, — сказал он.
Это ему еще повезло, что моего папы здесь нет.
Впрочем, не особо и повезло.
Поскольку моя левая рука получила свободу, я вытащила грязную тряпку изо рта и сплюнула в сторону.
— Я же просила вас не трогать мой топор, — сказала я.
— Ведьма, как есть ведьма, — пробормотал Кайл, глядя на мою правую руку.
Я тоже посмотрела.
Исцеления так и не произошло, топор в этом плане оказался так же бесполезен, как и пророк.
Моя правая рука как бы раздвоилась, как будто она завела себе призрачного двойника. Старая правая рука, если можно так сказать, по-прежнему безвольно висела вдоль тела. Но рядом с ней, а частично поверх нее выросла еще одна рука. Призрачная, полупрозрачная. И ее пальцы крепко сжимали топор.
Ощущалась она… ну, как нормальная правая рука и ощущалась. Как единственная правая рука.
Собственно говоря, она и была единственной правой рукой, старую уже можно было списывать со счетов. Пользы от нее никакой, только детишек пугать.
Мордоворот, что получил топором в спину, бросил хрипеть и сучить ножками и затих.
Возможно, что и навсегда.
Не жалко ни разу.
Питерс судорожно натягивал на себя штаны и рубашку. Видимо, желание у него уже пропало.