— Если тебе что-то понадобится, стучи в эту дверь, — продолжил Грег. — Мы со Стивом будем в смежном номере.
— Классно, — сказала я. — А если, например, я захочу прогуляться по отелю?
— Я бы не советовал, — сказал Грег. — В любом случае, сначала постучи в нашу дверь.
Он ушел, прикрыв ее за собой, но не запирая. Я сделала это за него.
Потом подошла ко входной двери, постояла перед ней, выглянула в коридор. Наверняка их группа прикрытия следит за всем этажом, на котором нас поселили. Я могла бы найти пару способов ускользнуть из-под их контроля, но бежать было еще рано.
Да и, по большому счету, некуда.
Я вернулась в свой номер и плюхнулась на диван, даже не снимая сапоги.
Если не считать неприветливой медсестры и поначалу прикидывавшегося врачом Грега, то я не общалась ни с кем из медицинского персонала, из чего можно было сделать вывод, что либо моя психика стабильнее, чем они пытаются меня уверить, либо им просто наплевать на все, что выходит за рамки операции по ликвидации Джеремайи Питерса. И если верно второе, то после ее окончания мне уготована невеселая судьба.
Избавятся ли они от меня на месте или увезут и снова запрут в палате под землей?
Выбор не очень богатый и не то, чтобы очень приятный.
У меня не было решения, но я надеялась, что в нужный момент оно найдется. Что последовательность событий приведет меня в ту точку, где я пойму, что мне делать дальше. Уверенности в этом, конечно, никакой не было, да и откуда бы взяться этой уверенности?
В дверь постучали.
— Войдите, — сказала я, не сомневаясь, что у того, кто стоит в коридоре, есть такая возможность.
В дверь постучали еще раз. Пришлось вставать с дивана и идти открывать.
В коридоре обнаружился молодой мужчина в строгом деловом костюме. Лицо у мужчины было совершенно непримечательное, но мне показалось, что я когда-то его уже видела, хотя и не могла вспомнить, при каких обстоятельствах.
— Привет, Боб, — сказал он. — Могу я войти?
— А вы, собственно говоря, кто?
— Агент Джонсон, — сказал он и тут же поправился. — Специальный агент Джонсон. Я — начальник Грега и Стива и вообще руковожу всей этой операцией.
— Тогда входите, — решила я.
Я подумала, что он, наверное, не так давно получил добавку «специальный» перед словом «агент», потому с непривычки и титуловал себя не полностью. Он был довольно молод для «специального», так что должен быть на хорошем счету.
— С чем пожаловали, специальный агент Джонсон?
— Учитывая некоторую щепетильность твоего текущего задания, я принес материалы по Питерсу, — он достал из-под пиджака планшет и положил его на стол. — Здесь фотографии, описания, протоколы допросов свидетелей. Хочешь посмотреть?
Я прислушалась к себе, и решила, что не очень.
— Не могли бы вы описать своими словами? — поинтересовалась я. — Что там? Танцы вокруг чучела козла? Человеческие жертвоприношения?
— Что-то вроде того, — сказал он. — Ты знаешь, как работают тоталитарные секты?
— В общих чертах.
Он постучал пальцем по планшету.
— Здесь есть немного конкретики.
— Не уверена, что хочу со всем этим ознакомиться на ночь глядя, — сказала я.
Кроме того, как мне удостовериться, что все эти документы — подлинные? И что они касаются именно Джеремайи? И в мое-то время на компьютере можно было нарисовать, что угодно, а за все это время, о котором я ни черта не помню, технологии вряд ли стояли на месте.
— Я просто хочу, чтобы ты не сомневалась, — сказал специальный агент Джонсон. — В этой истории он — злодей.
Я зацепилась за слово «этой», хотя он вряд ли имел в виду что-то такое.
— Бывают и другие истории?
— По роду деятельности нашего агентства мы сталкивались с разными случаями, — сказал он. — Бывало и так, что для общего блага нам приходилось приносить в жертву не злодеев, а обычных людей. Может быть, даже хороших людей. Но сейчас не тот случай.
Спрашивать, кто определяет общее благо, я тоже не стала. Просто мысленно заменила слово «общее» на «теневой кабинет министров». Ради своего блага эти ребята были готовы пожертвовать кем угодно.
— Как на самом деле называется ваше агентство? — спросила я.
— ТАКС, — сказал он. — Тебе это название о чем-нибудь говорит?
— Нет. А должно?
— Разумеется, нет.
— Тогда почему вы спросили?
— Профессиональная деформация, — сказал он. — Задавать вопросы — это моя работа. Большая часть моей работы.