Я допила сок, выплюнула соломинку в стакан и поднялась на ноги.
— Думаю, я все-таки послушаю его проповедь, — сказала я.
— Сядь, Боб.
— Заведите себе собаку, Грег, и с ней так разговаривайте, — сказала я.
Он попытался перехватить меня за правую бесполезную руку, я вывернулась и сделала шаг в сторону.
— Не думаю, что нам стоит устраивать сцены прямо сейчас, — заявил выросший слева от меня специальный агент Джонсон, все еще державший в руках газету. — Что происходит?
— Она хочет посмотреть на шоу, сэр, — доложил Грег.
— Это опасно, — сказал специальный агент Джонсон.
— Я ей об этом уже говорил.
— Может быть, ты и способна туда войти без ущерба, Боб, — продолжал Джонсон. — Но никто из нас не сможет тебя сопровождать. Сюжетные ограничения…
— Последние сутки меня заверяли в том, что я уже не ребенок, — сказала я.
— Ладно, иди, — сказал специальный агент Джонсон. — Только помни, для чего ты здесь. И возьми с собой пистолет.
Глава 11
Итак, у меня был пистолет, амнезия и прогрессирующее нервное расстройство, а значит, я была готова прикоснуться к чему-то прекрасному, доброму, светлому и вечному, но это оказалось не так-то просто. На моем пути к просветлению встали двое охранников конгресса, которые заявили, что вход в конференц-зал только по приглашениям.
Наверное, с точки зрения Джеремайи Питерса, проповедника, стремящегося расширить свою аудиторию, это было нелепо, но техасские бизнесмены почему-то не хотели видеть в своей среде случайных людей. Я уже собиралась расплакаться и вернуться к Грегу (на самом деле я прикидывала, на кого из охранников прыгнуть в первую очередь), когда за моей спиной снова вырос специальный агент Джонсон.
— Вот ваше приглашение, мисс, — сказал он. — Вы обронили.
Я посмотрела на бейдж, на котором красовалась какая-то вымышленная фамилия и фотография той тридцатилетней тетки, которую я теперь вижу в зеркале, мило (и немного торжествующе) улыбнулась охранникам и позволила им открыть для меня двери.
Обыскивать меня на предмет оружия они не стали.
Это ж Техас.
Когда я вошла внутрь, проповедь уже началась, и Джеремайя Питерс изрекал в микрофон милые сердцу любой домохозяйки банальности. Что-то про мир во всем мире, любовь, согласие, относись к своему ближнему так, как ты бы хотел, чтобы он относился к тебе (что вообще бред, потому что у людей могут быть совершенно разные вкусы), и всякое такое прочее.
Я прошла в зал, нашла свободное место около стены и прислонилась к ней плечом.
И сразу же заметила нечто странное.
Вопреки моим ожиданиям, техасских бизнесменов проповедь заинтересовала. Я-то думала, что они будут слушать вполуха, ну вот как я, смотреть вполглаза и лениво переговариваться о чем-то своем в ожидании, пока эта тягомотина закончится, но они прямо-таки внимали. В зале была тишина, прерываемая лишь легкими шорохами, когда кто-то кивал в такт мыслям Питерса. Несколько человек записывали лекцию на телефоны. Несколько предпринимателей (и это только в моем поле зрения) и вовсе прослезились.
Поведение публики настолько не вязалось с набором банальностей, которые нес проповедник со сцены, что я даже заподозрила устроителей конгресса в коллективном розыгрыше, который они решили устроить для Питерса.
С какой-то непонятной мне целью.
Но люди выглядели достаточно искренне. Пожалуй, в Далласе не найти такого количества безработных актеров массовки, чтобы они могли заполнить этот зал.
Возможно, подумала я, дело не в том, что он говорит, а в том, как. Я прислушалась повнимательнее. Голос у Питерса был вполне обычный. В смысле, громкий, пропущенный через динамики, хорошо поставленный приятный голос какого-нибудь ведущего прогноза погоды с местного канала. Он не пробирал до мурашек, не вызывал никаких мистических вибраций, он просто говорил слова, и эти слова почему-то западали людям в душу. Даже профессиональные телохранители слушали его, раскрыв рты.
Все слушали и внимали, и впитывали мудрость, которой в этих речах даже не пахло.
Все, кроме меня.
Может быть, ТАКС знало об этом эффекте, и именно поэтому агенты отказывались сюда заходить?
— … и тогда этот человек понял, что все, что ему было нужно для счастья, у него уже было. У него было хорошее здоровье, красивая жена, умные и любящие дети, прекрасный дом с уже почти выплаченным ипотечным кредитом, комфортная машина и интересная работа. У него было все, для счастья, но он не был счастлив. И знаете, почему? Потому что ему все равно не хватало одного элемента. Нематериального, и, на первый взгляд, не такого уж и важного, элемента, о котором не говорят в новостях и почти не снимают фильмов…