Лишь после этого Кайл стянул мешок с моей головы, а я не могла даже плюнуть в его довольную отдохнувшую рожу, потому что рот был все еще заклеен.
— Я думал, за ночь ты станешь спокойнее, — заметил Кайл. — Но ты так грозно сверлишь меня глазами, что мне страшно аж до мурашек.
И он похабно хрюкнул.
Под глазом Кайла красовался синяк. Надеюсь, это след от железки, которой я ему засветила, а не он с Доном чего-то вечером не поделил.
Дон, кстати, тоже тут был, и шея его была довольно неумело заклеена пластырем. Ну, или просто небрежно.
— Пророк хочет поговорить с тобой, — зачем-то сказал Кайл. Как будто могла быть какая-то другая причина, по которой они меня сюда притащили.
— Ммм, — сказала я, что означало: «пророк может свернуть свои желания в трубочку и засунуть туда, куда солнце не светит».
Мне было любопытно, насколько пафосно Джеремайя Питерс обставит свое появление. Будут ли полуобнаженные танцовщицы идти перед ним, усыпая его путь лепестками из роз, станет ли кто-нибудь размахивать над ним опахалом, включат ли торжественную музыку.
Но визит Пророка был обставлен максимально скромно: еще один мордоворот типа Кайла или Дона просто вкатил его в этот сарай на инвалидной коляске. И судя по тому, как неловко была выставлена в сторону простреленная мной нога, рана все еще доставляла ему неудобства.
Казалось бы, мелочь, а все равно приятно.
Мордоворот остановил коляскуметрах в двух от меня, а потом вернулся, закрыл дверь амбара и остался ее подпирать. Что ж, компания собралась немногочисленная, но уютная.
Джеремайя Питерс был в белой рубашке, свободного покроя белых брюках и босиком. Правда, в отличие от меня, это наверняка был его собственный выбор.
Кроме того, он к своему сиденью привязан не был.
— Доброе утро, сестра, — сказал он.
Я решила, что не буду мычать ему в ответ. Если он хочет поговорить, он знает, что для этого надо сделать.
— Прошу прощения за способ, которым ты была доставлена сюда, — сказал он. — Но я опасался, что моего приглашения, сделанного по-другому, ты не примешь. Ты или те люди, которые за тобой стоят. Ты ведь не случайно оказалась на моей проповеди?
Я пожала плечами.
Я думала о его ноге. Если он такой весь из себя чудотворец, который помогает людям избавляться от их физических недугов (если это люди не подставные, конечно), то почему он до сих пор не исцелил себя сам? Ладно, синяки и порезы на лицах подельников можно было объяснить тем, что это не слишком серьезные раны, не причиняющие беспокойства, и в целом на нужды подчиненных можно просто наплевать, но какого черта он не вылечил себя?
Воспитывает в себе смирение или просто не способен? Или он — сапожник без сапог, альтруист, который помогает только другим? А какие у его дара еще ограничения есть? Хотелось бы весь список посмотреть.
— Также я прошу прощения за то, что мы разговариваем в такой обстановке, — продолжал он, обводя взглядом амбар, в котором не было ничего, кроме крыши и стен. — Я с радостью пригласил бы тебя в свое жилище, но, честно говоря, сестра, от тебя слишком неприятно пахнет.
Да? А я и не чувствую. Принюхалась, должно быть. Впрочем, неудивительно, что после целого дня в багажнике на жаре благоухаю я отнюдь не розами.
— Еще тебя, должно быть, беспокоит твое будущее, — сказал он. — Но беспокойство твое напрасно. Здесь ты в абсолютной безопасности.
Да-да, именно о такой безопасности я и мечтала. А чтоб мне стало совсем безопасно, не могли бы вы еще пушечное ядро мне на ногу повесить?
— Тебе интересно, зачем ты здесь?
Я пожала плечами.
— Я хочу поговорить с тобой, сестра. Узнать тебя получше. И здесь, пожалуй, единственное место, где нам никто не помешает. Ни те люди, которые послали тебя ко мне, ни те, которые защищали тебя в отеле. Ты ведь уже убедилась, что их защита ничего не стоит? Я всегда добиваюсь своих целей, сестра, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше.
Ну, пока он выглядел банальным самовлюбленным болваном. Не злодеем, а опереточным злодейчиком, и его монолог, даже несмотря на сопутствующие обстоятельства, начал нагонять на меня скуку. Скорее бы он уже переходил к тому, что ему от меня надо.
Может быть, я хоть так узнаю что-то о себе.
Ну, помимо того, что мне не шестнадцать лет и я коп. Хотя, наверное, уже в отставке.
Питерс принялся сверлить меня взглядом.
— Ты хочешь ответить на мои вопросы, — сказал он. — Ты хочешь рассказать мне все.
И хотя это не было сформулировано в форме вопроса, я усиленно закивала головой. После третьего кивка на меня накатило головокружение, и перед глазами начал формироваться кровавый туман, так что продолжала я уже с меньшим энтузиазмом.