— Но никто тебя не ненавидит, Алена! — возразил он. — Ты это придумываешь…
— Однако ты предпочитаешь общество Виолетты.
«При чем тут Виолетта?» — удивился он, но промолчал: куда важнее было сейчас успокоить Алену.
— Она твоя подруга, — заметил он. — Разве она виновата, что ей приходится зарабатывать жалкие гроши на базаре? Ведь у нее есть талант, но это никому не нужно! Скажи, Алена, есть ли какая-то справедливость в том, что твоя подружка Вика, не имеющая ни слуха, ни голоса, но имеющая богатого папу, распевает на сцене, а Виолетта — торгует рыбой на улице?
— В этом мире собственная справедливость! — выкрикнула Алена. — И твоя Виолетта просто не вошла в число избранных!
— Разве, когда Бог дал ей голос, он не избрал ее? — тихо возразил Митя. — Мне всегда казалось, что знак избранничества — это талант. Талант, а не деньги.
— Вы всю дорогу талдычите; Бог, Бог, как монахи…
— Может быть, мы просто в нем нуждаемся. Потому что мир, который нас окружает, кажется нам неправильно устроенным. Может быть, мы надеемся, что он сможет все исправить?
— Ага! — выкрикнула Алена зло. — Переустроит, перенаправит. Как вы мне надоели! Ну ладно, эта Виолетта со своим придуманным Гонсало, со своей растительной сестрицей, но ты-то куда? Если твой Бог все переустроит, ты первый потеряешь все, потому что твои предки тоже «носители злого гена»!
— Мне, может быть, так будет лучше…
— А зачем ждать-то? Свали от них прямо сейчас! Откажись от них, удери. Стань каким-нибудь плотником, строгай доски и зарабатывай сам. Ты же этого не сделаешь!
— А что, — неожиданно улыбнулся Митя, — мысль неплохая. Отчего она раньше не приходила мне в голову? Плотником. Как Билл… «Если бы я был плотником…» Может, Аленка, ты и права. — И он запел тихонько: — «Если бы я был плотником, я сделал бы корабль, чтобы уплыть с тобой к деревьям и золоту на голубом…»
— Ты, Любушка, ешь. Видишь, за окном уже темнеть начинает. Скоро Виолетка придет.
Тетя Катя говорила, а сама думала: «На что я мелю языком. Все одно — не понимает Люба моих слов. Сама с собой беседую». Она с жалостью смотрела на точеные черты Любкиного застывшего лица и все думала, прерывая себя на полуслове, поскольку мысли были грешные, недостойные! Такая Любушка красавица, ей бы жить, горя не зная, а случилась такая беда. И хотя их пастор сказал ей, что Любушка — избранница Господа, его невеста, а все ж таки хотелось тете Кате увидеть свою племянницу живой, веселой, сияющей, а не застывшим изваянием.
В дверь позвонили.
— Вот и Вполетка, — удивленно обернулась тетя Катя. — А ведь говорила, что придет сегодня поздно.
Она открыла дверь и удивилась. На пороге снова стоял тот мужчина, что уже приходил однажды к Виолетте.
— Здравствуйте, — сказал он.
— Здравствуйте, — ответила тетя Катя. — А Виолетты дома нет. Она сегодня поздно обещала.
— Я к Любе, — проговорил он, отчего-то смущаясь. И повторил:
— К Любе.
Тетя Катя так удивилась, что даже не нашла слов, хотя в голове вертелось: «Экий подозрительный тип, ладно бы ему была нужна Виолетта, а Люба-то зачем ему? Она ведь…»
Он стоял и смотрел на Любу и словно бы глазами что-то ей говорил, и тетя Катя обернулась невольно, следуя за его взглядом. Обернулась — и глазам своим не поверила.
Люба сидела и смотрела прямо на вошедшего, именно смотрела, а не пялилась бессмысленно, как обычно. Губы ее слабо дрогнули, точно она хотела что-то сказать, но даже не это было удивительным. В Любиных глазах, на самом их донышке, рождался свет какой-то неземной, и в глазах Виолеттиного знакомого тоже был такой же свет, и они, пожалуй, могли бы молчать вот так еще долго. Потому что его свет разговаривал с ее светом, и никаких слов им не было нужно.
Тетя Катя тихонько вышла на кухню, чтобы им не мешать, налила себе чаю — просто так, не потому что она его хотела, а чтобы сделать какое-то простое и привычное физическое действие и успокоиться.
— Надо же, Господи, что в жизни бывает, — пробормотала она, глядя в темнеющее небо, и отчего-то улыбнулась. Наверное, от того, что невольно прикоснулась она к чуду или свет ее коснулся?
Тетя Катя ответа не знала, просто ей стало тепло и хорошо, и впервые она поверила, что у девочек ее все будет хорошо. А значит, будет хорошо и ей…
— Тетя Катя…
Она обернулась.
Он стоял на пороге кухни, робкий и нерешительный, напоминая мальчишку.
— Простите, что я вас так называю. Виолетта не сказала мне вашего отчества.
— Да ничего, — выдавила она из себя улыбку. — Тетя Катя — так тетя Катя.