— Аська, милая…
Виолетта подхватила ее и потащила к дивану. Сама Аська вообще непонятно как добралась до нее — ходить она явно не могла, ноги волочились по полу, как у тряпичной куклы. Самым страшным во всем этом было то, что Виолетта не могла понять, как это случилось. И что вообще случилось… Она только укрыла ее пледом и бросилась за водой, чтобы смыть грязь и кровь с Аськиного лица.
— Гады, — прошептала Виолетта, глядя на эту изуродованную живую плоть, еще недавно бывшую веселой, живой и прелестной Аськой. — Гады. Когда я узнаю, кто это сделал, я их найду. Я ни одного в живых не оставлю, Аська, клянусь тебе!
Лучше вообще не думать… Как только Алена начинала думать, все приходило снова — да еще после той гадости, которую ей вкололи, думать было физически больно. Ей казалось, что кто-то вдалбливает ей в голову ржавый гвоздь, она даже слышала этот назойливый звук: бум, бум, бум…
Она не помнила, как добралась до номера, и теперь растянулась на кровати поверх покрывала, даже не удосужившись раздеться. Грязное платье, пахнущее пережитым страданием, вызывало у нее отвращение, но куда большее отвращение вызывала необходимость физических действий.
«Я не смогу заснуть», — говорила она себе. Стоило ей только закрыть глаза, как тут же являлись рожи Дыни и Горца и настойчиво звучали в голосе их голоса, почти так же болезненно отдаваясь внутри, как этот чертов гвоздь… И еще она не хотела думать об Аське. Это вообще было страшно. Отчаяние побеждало ее, отчаяние подступало к горлу, и ничего, ничего, ничего уже нельзя было исправить.
— Мне все только приснилось…
Но все говорило об обратном.
Алена с ненавистью посмотрела на себя в зеркало — и застонала. Пьяная дрянь. Именно так это и выглядит.
Резко поднявшись — ах, как отдалось это движение, гвоздь впился в голову! — Алена стянула ненавистное платье и зашвырнула его в угол. Теперь она осталась только в трусах и лифчике, и стало холодно. Она забралась с головой под одеяло, погружаясь в темноту, благословенную уже тем, что теперь Алена могла не видеть саму себя. Она по-прежнему не надеялась, что заснет, и все же медленно погружалась в сон, странный и тревожный, где она все еще ходила по улицам, тщетно пытаясь отыскать пропавшую Аську…
Город, по которому она ходила, был странным пришельцем из старых и страшных сказок — готические шпили и таинственный полумрак да расплывающиеся в сумерках лица вокруг, так схожие с физиономиями Горца и Дыни…
Она даже во сне умудрилась отчаяться и тут заметила его. Странного человека с седыми длинными волосами. Одет этот странный человек был в коричневый пиджак, явно знавший лучшие времена, и поношенную шляпу с огромной дырой на тулье. При этом волосы его были ухоженными, волнистыми, и сам он был вида самого что ни на есть благообразного. Алена сразу поняла, что он ждет ее, и направилась навстречу, тем более что вид его внушал ей доверие. Когда она подошла ближе, ее немного напугали его глаза — остановившиеся, голубые, эти глаза не видели ничего внешнего, но, казалось, видят самую суть.
— Ты получила то, что хотела? — спросил незнакомец, слегка улыбнувшись.
Алена невольно вздрогнула от прямоты вопроса и возразила ему:
— Я не хотела этого…
— О, не лги мне. Все равно никто не слышит. Может быть, этого не хотел твой разум. Но то, что внутри тебя, желало покарать чистоту. Ты ведь не оригинальна. Настоящая чистота многим мешает. Ее пытаются заменить клишированными фантазиями, но стоит встретить неподдельную чистоту, простой обыватель застывает в тихой ярости. Знаешь почему? Потому что никто из них таким не был. Никогда. Даже в детстве. Вот и ты это попыталась сделать. Глупо.
Он тихо рассмеялся, достал из кармана скрученную самодельно папиросу.
— Хочешь? — лукаво спросил он ее. — Это помогает… Она покачала головой:
— Нет, это наркота…
— Да вес вокруг наркота, — сказал он, затягиваясь. — Каждая бредовая идея, по сути, является наркотиком, помогающим человеку легче переносить собственную неполноценность. Человек придумывает себе страсти, грехи — лишь бы только не увидеть, сколь ничтожно он мал перед Богом. Возвращаясь к чистым душам, скажу тебе по секрету, что лишь они близки Богу. Лишь они видят истинную красоту небес. Может быть, этим они нам и мешают, а?
Он тихо засмеялся, подмигнув ей.
— Вот так и обстоит дело, — продолжал он спустя секунду. — Твоя подружка вдруг начала тебе мешать, потому что в ней есть то, чего не хватает тебе. Раньше ты на это просто не обращала внимания — ты-то обычная, такая же, как большинство. Вы способны видеть лишь самих себя да ищете отражений в других людях, как в зеркалах… Глупцы! Оглянись вокруг — даже в этом мире сна, придуманном от начала и до конца, ты видишь только то, что была в состоянии придумать. Поэтому вокруг люди с тусклыми физиономиями Горца и Дыни, Дыни и Горца… Тебя это не пугает? А вдруг они — отражение твоего собственного лица?