Алена сидела рядом с Клаусом, и оба они молчали, но Виолетте показалось, что они молчат именно вместе, точно пытаются понять друг друга.
— Кто ты? — спросила Алена тихо.
Он усмехнулся:
— В смысле?
— У вас много денег. Твоего друга знают в городе. У вас бизнес? Или…
Он прервал ее, не дав договорить.
— Или, — ответил он коротко, И Алена все поняла. Больше расспрашивать не стоило. На квадратный вопрос получишь такой же ответ.
— А почему ты не женат? — спросила она.
— А почему ты не замужем?
— Меня никто не брал, — рассмеялась она. — У меня слава дурная.
— У меня тоже дурная, — совершенно серьезно ответил он.
«Даже не улыбнулся, — подумала Алена. — Странный все-таки тип». Она снова украдкой посмотрела на него — от светловолосого мальчика ничего не осталось. Разве что упрямый подбородок, теперь скрытый бородой. Глаза стали другими. Холодными… Она отчего-то вспомнила, какой у него раньше был взгляд — мечтательный, добродушный, но теперь ничего этого не было.
«Странно, что я тогда не замечала, какой он, — подумала она. — Почему я прицепилась к Мите? Я ведь и не любила его никогда, если подумать… Какая же я была дура!» Сейчас ей казалось, что еще тогда ей был нужен только Клаус. И мгновенно вспомнила, что Клаус всегда находился возле Аськи. И теперь он тоже с ней рядом…
— Послушай, — сказала она, — мне кажется, ты что-то задумал, но не хочешь нам говорить.
— Не хочу, — кивнул он. — Так что давай пока все оставим в тайне… Кстати, отчего ты бросила в одиночестве свою былую привязанность? Может, пересядешь к нему?
Она обернулась. Митя сидел, погруженный в собственные мысли. Но отчего слова Клауса вызвали у нее такую досаду?
— Могу и пересесть, если я тебя по-прежнему раздражаю.
Это вырвалось у нее помимо воли, и она тут же отругала себя — слишком по-детски это получилось.
— Глупенькая, — ответил он неожиданно ласково. — Ты меня не раздражаешь. Хотя ты все такая же закомплексованная дурочка.
Алена хотела возмутиться, что она нисколько не закомплексованная и уж точно не дурочка, но почему-то поняла, что это очень приятно звучит. И более того — ей нравится быть дурочкой. Впервые нравится…
Дверь была закрыта. Аська остановилась и огляделась. Странно было, что дверь закрыта — по утрам здесь должно быть открыто. Сторож всегда пускает желающих, даже если нет службы. Но она тут же вспомнила, кто теперь сторож. Неужели отец Алексей все-таки не поверил ей, сочтя ее слова фантазией?
— Ксения, — позвала она тихо.
Она и сама была бы рада считать свои подозрения фантазиями, может быть, все обстоит именно так… Это былой страх не желает оставить ее, властвует над чувствами и разумом, рождая чудовищ. Может быть, чудовища нет и в помине? Есть только спившийся бомж со злыми глазами — мало ли таких бродяг, обиженных судьбой?
А Ксения просто спряталась. Может быть, что-то натворила и теперь боится предстать перед разгневанным взором отца Алексея и хочет заручиться Аськиной поддержкой.
Ася снова осмотрелась, все еще надеясь увидеть тонкий силуэт девочки за высокими дубами, окружающими церковь.
— Ксюня, — уже ласково позвала она. — Да хватит же тебе прятаться! Зачем ты меня звала? Выходи же!
Ответа снова не последовало, и Аська подумала, что все это чья-то дурная шутка. Кто-то проведал про ее страхи и решил посмеяться. Но девочки никогда так раньше не делали! Да, никто не мог бы назвать их ангелочками, но и на подлые шутки они не были способны! Тем более Ксюня.
— Ксюшка, милая, да хватит…
Она застыла.
Дверь начала медленно открываться. Так медленно и так зловеще, что у Аси пропали последние сомнения — Ксения в беде. Аськины подозрения оказались правдой. Страхи ожили и приобрели конкретные человеческие черты. Они сложились, как в калейдоскопе, и получилось лицо Горца.
— Ася! — услышала она отчаянный Ксюнин крик. — Не ходи сюда, Ася! Пожалуйста, не заходи!
Сердце замерло на секунду, а потом заколотилось так, точно приготовилось вырваться из груди. Страх уступил место ярости. Ася ворвалась в церковь и тут же увидела перед собой растерянное лицо девочки.
— Зачем? — спросила Ксюня одними губами. — Я же говорила…
Ксюня была привязана к распятию — и это выглядело кощунством, еще более ужасным от того, что губы девочки были ярко накрашены, словно кто-то хотел придать детской невинности и чистоте черты порока.
За спиной раздалось хихиканье. Затем дверь закрылась. Ася услышала скрежет закрываемой двери и резко обернулась.