— Ну вот вам, значит, и здравствуйте, — проговорил Горец. — Я ведь тебя сразу узнал. И ты меня узнала, крошка, только виду не подала.
Да… Она узнала. Но она не только не хотела показать виду, она не хотела и не могла поверить в то, что спустя столько лет этот кошмар, преследующий ее по ночам, опять возвращается.
— Отпусти девочку, — попросила Ася. — Ты же хотел меня…
— Тебя? — Он засмеялся. — До чего же у женщин развито самомнение! Почему ты думаешь, что я хотел тебя? Нет, ты мне нужна только как приманка. Всего лишь приманка для твоего ушлого друга. Он ведь, наверно, решил, что я забыл про него или, чего доброго, простил. Но Горец долгов не прощает… Я, может быть, за эти годы и не сгнил только потому, что должок у меня здесь остался, кровный должок. И сегодня вы мне его заплатите! А девочку твою я отпустить не могу, хотя она сослужила мне добрую службу. Я быстро понял, как ты к ней привязана. Своих-то детей нет? Бог не дал? Ах, какой нехороший…
Он издевался над ней. Ася ощутила почти физически, как в груди разгорается ярость, превращаясь в яркий полыхающий огонь. Этот человек, виновный в ее беде, еще смеет издеваться над ней!
— Бог дал мне детей, — сказала она. — Бог как раз отдал мне то, что пытались отнять вы с Дыней… Тебе не со мной надо разбираться, Горец. Не со мной и не с Клаусом. Не мы платили тебе за то, что ты сделал со мной и с Аленой! Нет, Горец! Это были не мы. Тебе надо прежде всего разбираться с Богом. А что, Горец, слабо тебе? Устроить славную такую разбираловку с Господом? Тебя же только на детей хватает да на женщин.
Ах, какой ты сильный, Горец! Какой же ты сильный — с ума сойти. Просто чемпион по реслингу. Паяц, жалкий паяц… Вы думали, что вам все дозволено, а вышло иначе. Хочешь, я расскажу тебе, как погиб Дыня?
Он нахмурился:
— Ты не можешь знать. Его твой дружок убил. Скинул с лестницы.
— Клаус был тут ни при чем… Твой дружок просто перепугался. Знаешь, как было приятно смотреть на его лицо? Только что было надменным, уверенным в том, что ему ничто не угрожает и что бы он ни делал — папочка укроет, папочка поможет… Он смеялся над Клаусом, а потом вдруг перестал смеяться. Знаешь, Горец, как у него физиономия вытянулась?
О, она и теперь это помнит! Словно это было вчера… Ту бесплотную тень на облаке и само облако, вдруг ставшее близким, заполонившее все небо. Она представила себе, как Дыня взмахнул руками — и вдруг полетел вниз с отчаянным криком. Аська снова подняла глаза вверх, но словно ей это лишь показалось — облако просто висело как воздушный шар, такое же, как обычно. А две фигурки там, на этом облаке, — они ей просто привиделись. Почудились… Ведь она всегда верила в чудо?
Горец слушал ее, насмешливо улыбаясь. Он ей не верил — да кто же поверит в такое? Людям всегда удобнее верить в то, что это Клаус скинул Дыню с лестницы. Тогда можно и себя оправдать. Но она-то знала, что все было не так!
— Сказки рассказывай детям на ночь, — сказал Горец. — А мы тут посидим, пока не приедет твой дружок сердечный. Говорят, он за тебя готов в огонь и в воду…
Вот и проверим. Зажжем свечи, чтобы угодить твоему любимому Богу. И посмотрим, что у нас получится.
Он рассмеялся своим холодным смехом. Аська хотела ему ответить, что Клаус и в самом деле готов отдать за нее жизнь, но она этого не допустит. Никогда не допустит.
Но только теперь она заметила, что в церкви очень странно пахнет — не ладаном, нет, и даже не так, как обычно. Запах был похож на запах серы, но это была не сера. На самом деле в церкви пахло бензином.
— Господи, — прошептала Аська в ужасе перед этим безумием, осознав, насколько они с Ксюней беззащитны перед ним. — Ты сумасшедший…
Он не обратил на ее слова никакого внимания, просто тихо рассмеялся. И Ася поняла, определила по смеху, насколько безумен этот человек.
— Это не твой дружок сломал мне жизнь, — проговорил Горец. — Это ты.
Она покачала головой, глядя на него с жалостью. С жалостью, именно так.
— Ты сам ее сломал, — проговорила она. — При чем тут я? Из добра и зла ты выбрал второе… Может быть, ты просто оказался слаб. Каждого человека бесы пытаются учить злу — но не каждый человек становится прилежным учеником. — Она опять не боялась. Словно за ее плечами кто-то был.
И Горец должен был доказать «кому-то», что этот мир принадлежит ему и таким, как он. И да будет так всегда…
Он поймал себя на мысли, что это он, Горец, боится. Боится ее правоты… Словно ее правда окончательно его раздавит, сломает, ничего не оставив ему в жизни. Даже права на месть. Если он сам виноват — кому же мстить?