Когда полицейские уехали забирать Франсуа Бриаля, психиатр Жак Тевено, желая знать, чем закончится дело, остался дожидаться в кабинете Мистраля. Его интересовал финал истории близнецов, поэтому он, пока Мистраль и Кальдрон энергично возражали недовольным, сидел тихо.
Полицейские позволили себе двадцатиминутный перерыв, выпили по чашке кофе с круассанами, которые принес из круглосуточной булочной один из подчиненных Гальтье. Страсти за эти двадцать минут улеглись.
04.00. Жозе Фариа привел из камеры предварительного заключения Одиль Бриаль. Мистраль предложил ей кофе с круассанами. Она не отказалась и против обыкновения сидела тихо, задумчиво. Мистраль внимательно глядел на нее и размышлял: «Она очень устала — не меньше моего, а то и больше. Ждет от меня дурных вестей. В зависимости от того, что я скажу и как, она либо заговорит сама, либо закроется как устрица».
Фариа сменил Дальмата. Он сидел за компьютером и не приступал к допросу, зная, что Мистраль хочет допросить женщину сам. Мистраль вышел из кабинета, прошел в туалет и долго обмывал лицо холодной водой. Он весь оброс суточной колючей щетиной.
«Когда устаю, борода у меня растет быстрее. Надо бы побриться, но совершенно не хочется».
Он вытерся бумажным полотенцем, посмотрел на себя в зеркало, и ему не понравилось то, что он увидел. Это зеркало раскрыло дело о зеркальных близнецах и осколках зеркал, воткнутых в глаза шести женщин. Убийца-шизофреник упрямо не желал смотреть в зеркало на себя. Мистраль смотрел долго, внимательно. Он смотрел себе в глаза, пытаясь понять, что думает и чувствует. Еще раз сбрызнул холодной водой лицо, затылок, неторопливо вытерся и вернулся на поединок с Одиль Бриаль.
Подходя к кабинету, Мистраль уже знал, с чего начать. В тот момент, когда он вошел, старушка расчесывалась щеткой, которую одолжил ей Фариа. Мистраль подождал, пока она закончит. Забывшись в своих мыслях, он подошел к окну и глядел на занимающийся над Парижем рассвет. Фариа сидел в готовности у компьютера. Мистраль повернулся, уселся напротив Одиль Бриаль и прокашлялся.
Одиль Бриаль посмотрела на него с насмешкой. Она ожидала сражения и смотрела на противника свысока.
— Тебя, начальник, ноги-то еще носят? А то краше в гроб кладут. А семинарист куда девался? Должно быть, в церковь пошел помолиться к заутрене?
Она заметила, что рука у Мистраля перевязана.
— Так тебя еще и ранило! Что случилось-то? Жарил барбекю, пока я тут в камере гнила, и обжегся? Бедненький!
Мистраль не стал отвечать на эти выпады.
— Госпожа Бриаль, когда-то вы закрывали Жан-Пьеру в кровати лицо, чтобы он не видел вас с вашими залетными друзьями. Потом вы перестали это делать, вам даже нравилось, что он вас видел. А мальчик, должно быть, все время ждал, когда же мама обнимет его…
Мистраль не спрашивал. Он произнес эту фразу спокойно, как в обычной беседе. Он нарочно сказал «Жан-Пьер», а не «Франсуа». Одиль Бриаль застыла. Мистраль ждал, когда она все скажет. Ждал спокойно. Торопиться ему было некуда. И она заговорила. Никогда еще не слышали у нее такого голоса ни Мистраль, ни Жозе Фариа, который в тот же день вечером описал все подробности в электронном письме Себастьену Морену:
«Когда шеф сказал эти слова, как будто просто беседует, я ждал, что старушка в ответ на него накинется. Ничуть не бывало. Даже не пошевелилась. Мне казалось, у нее дыхание остановилось. Затишье перед бурей. А потом она начала рыдать.
Я сидел неподвижно и глядел на нее. А у Мистраля был такой вид, будто он дома в кресле телевизор смотрит. Он ждал. Одиль Бриаль плакала без слез, только содрогалась в рыданиях — я еще никогда такого не видел. Она, должно быть, все свои слезы выплакала еще у Дальмата (тот много сделал, чтобы она сдалась), и у нее остались одни только судороги.
Мистраль все ждал и ждал. Когда она чуть пришла в себя, он все так же без слов подал ей стакан воды. Она его выпила и рассказала про свою жизнь. Всю, с начала и до конца. Про близнецов, разлученных при рождении. Ни разу не прервалась, ни на мгновение не передохнула.
Мистраль время от времени подливал ей воды и вопросов не задавал. Сидел с отсутствующим видом. Если старушка начинала подыскивать слова, он ни в коем случае не подсказывал. Сидел спокойно и ждал. Только бы не спугнуть это волшебное мгновение, не преградить поток слов Одиль Бриаль.