Полицейские, еле сдерживая тошноту, отгоняли насекомых. Мухи садились на людей, потом перелетали на труп.
Мистраль подошел к телу, сосредоточенно произнося в диктофон слова:
— Женщина в положении лежа на спине, рост около ста шестидесяти пяти сантиметров, руки сложены под телом. Тело вздутое, посиневшее, в рот и в горло воткнуты осколки зеркала. Лицо вздулось до неузнаваемости, веки приподняты, видны остекленевшие глаза. На лице женщины и вокруг тела пятна крови. Полностью обнажена. Можно предположить изнасилование.
— Какая ужасная жара! Сколько градусов в комнате? — спросил Дальмат.
— Думаю… пожалуй, градусов сорок. И не упомню в Париже такого пекла, — ответил Кальдрон.
Мистраль все время отмахивался от стаи мух. Бесполезно. Тошнота подкатила к горлу, его чуть не вырвало. Кальдрон и Дальмат опирались спиной о стену, зажав нос платками, и тоже отмахивались от омерзительного роя, кружащего вокруг убитой. Полицейские вышли к пожарным на лестницу.
— Жуть! — воскликнул Мистраль. — Что вы делали, когда прибыли сюда?
— Взломали дверь. Труда не составило: дверь была только захлопнута на защелку. Войдя, увидели обнаженное тело, лицо закрыто салфеткой в засохшей крови. Еще на груди лежал листок бумаги с какой-то надписью, но я его не смотрел, просто положил на стол. Кругом эти мухи, мухи — в самом деле мерзость!
— К телу прикасались? Что-нибудь трогали, перекладывали?
— Нет. Только то, о чем я уже сказал, больше ничего. Увидев, в чем дело, я тотчас же отослал своих из квартиры. Все были в перчатках, в комнате никто не задержался.
— Не положено перекладывать такие важные предметы на месте преступления! — Мистраль был недоволен, что капитан не сдержал своего любопытства.
— Конечно, конечно… Признаюсь: то, что мы тут увидели, когда вошли, было так ужасно, что мы не удержались от позыва к рвоте…
— Ладно, проехали. Мне понадобятся показания от вас и ваших людей. Вы можете быть свободны после обеда?
— Безусловно. Часа в три?
— Годится, и не забудьте запись разговора. — Мистраль обернулся к Кальдрону и Дальмату: — Конечно, мы берем это дело! Я жду помощника прокурора, чтобы все оформить. Сейчас отзвоню Бальму и в штаб, а вы пока поищите документы этой женщины и проверьте, хотя бы приблизительно, с учетом состояния ее лица, что это действительно Элиза Норман. Поль, прикажите своим немедленно начать опрос жильцов дома!
Минут через двадцать «полицейская машина» набрала обороты. В квартире копошились выездные криминалисты в комбинезонах с капюшонами — с прорезями для глаз и рта, перчатках. Приехал помощник прокурора — молодая женщина, имеющая три-четыре года стажа. Ей не хотелось ударить в грязь лицом перед полицейскими из опербригады.
Встретив Мистраля на площадке, она решительно к нему направилась. По ходу разговора она бледнела и менялась в лице.
— Вас запах беспокоит? — поинтересовался Мистраль.
— Должна сказать, с такой вонью еще не сталкивалась. А эти мухи повсюду летают, жужжат все время — какая гадость!
— А теперь пройдемте посмотрим место убийства.
В комнате четко, сосредоточенно, без разговоров работали трое. Расположение пятен крови. Снимки. Карты памяти для фотоаппаратов. Все были в белых комбинезонах и буквально плавали в поту. На головах капюшоны до самых глаз, на ногах бахилы, на лицах маски, на руках латексные перчатки — в такую жару так работать почти невозможно. Но это элементарное правило: не оставлять на месте преступления своих следов, в частности, собственной ДНК. Сделав снимки подоконников, криминалисты наконец открыли окна настежь, и в комнату ворвался горячий воздух, создав что-то вроде сквозняка (дверь квартиры теперь тоже стояла открытая). Мухи разлетелись в поисках новых трупов. Один из криминалистов увидел Мистраля и передал ему прозрачный конвертик:
— Это бумажка, обнаруженная на теле, которую пожарные переложили на стол. Мы сделали снимок, там могли быть отпечатки.
— «И восходит солнце», — вслух прочел Мистраль. — Название романа Хемингуэя. Еще один псих — любитель загадок!
— Я, кажется, не очень хорошо себя чувствую, мне придется выйти на улицу… Позвоните после обеда, и я все оформлю. — Молодая прокурорша произнесла эти слова бледная как мел — даже не произнесла, а чуть прошептала.