4
Дивергенции начались с того, что Володя Заостровцев опоздал на рейсовый корабль. Ждать его, понятно, не стали, хотя Новиков убедительно взывал к руководителю практики.
Рейсовый ушел на Луну по расписанию, увозя всю группу практикантов, а Володя остался на Земле. Растерянный и виноватый, он более суток околачивался на космодроме, надоедал диспетчерам и перегружал запросами киберинформаторы, пока его не подобрал Резницкий.
Биофизика Резницкого он немного знал по спецсеминару и его нашумевшей статье в последнем номере «Человека и космоса» — «К вопросу об особенностях математической статистки кода телепатического комплекса в условиях поворотных ускорений».
Резницкий вез на Луну внеплановым рейсом десятка полтара ящиков, исписанных устрашающими надписями. Володя прилип к нему, как вакуумный пластырь в метеоритной пробоине, и Резницкому, крайне не любившему беспорядка, не удалось от него отделаться.
Они сидели вдвоем в тесной пассажирской кабине грузолета. Когда окончился разгон и включили искусственную тяжесть, Резницкий пошел в грузовой отсек. Он долго, придирчиво проверял и подтягивал крепления ящиков. Володя молча помогал ему.
— Почему вы опоздали на свой рейс? — сухо спросил Резницкий. — Вы что — не имели информации о времени отхода?
— Часы у меня отстали, Сергей Сергеич, — жалобно сказал Володя, стихийно применив уловку, которая считалась устаревшей еще в XX веке, когда в часах применялись пружинные двигатели.
Врать было противно, но правду Володя сказать не мог: все равно никто и никогда не поверил бы ему…
Вчера ранним утром он шел к северным воротам космопорта — шел не по дороге, как остальные практиканты, а напрямик, по тропинке. В свежем предрассветном воздухе травы пахли по-ночному отчетливо. Володе казалось, что он чувствует запах каждой травинки, каждого полевого цветка в отдельности. Какая-то особенная острота восприятий…
Вдруг он остановился. Ему ничто не мешало, а шагнуть вперед он не мог. Машинально, еще не отдавая себе отчета, он свернул и зашагал по росистой траве, мягко шелестевшей под ногами. Он как бы искал проход в невидимой, неощутимой стене. Прохода не было — он чувствовал это. С ним творилось что-то непонятное. Он забыл о времени, забыл обо всем — его будто выключили. Он вернулся к тропинке и убедился опять, что не может идти по ней вперед. Снова пошел вдоль невидимой преграды. И только когда дрогнула земля и над космопортом, опираясь на клубящийся черный дым, поднялся корабль — только тогда Володя пришел в себя. Он с легкостью перешагнул «преграду» и пустился бежать, хотя прекрасно понимал, что теперь спешить бессмысленно. С удивлением он обнаружил, что бродил по полю больше часа…
Резницкий хмыкнул. Молча повытаскивал из карманов кучу катушек пленки, аккуратно расставил перед собой на выдвижном столике и, зверски прищурившись, стал разглядывать их на свет по очереди.
— У меня есть проектор, — сказал Володя и поспешно раскрыл свой чемодан.
Он отдал проектор Резницкому, а потом, немного помедлив, вытащил анализатор. Собственно, это еще не был заветный Анализатор Любви. Но это уже была и не та светящаяся игрушка, которая так озадачила Тосю. Целый месяц после того памятного свидания они с Новиковым все свободное время возились с анализатором. Толку от прибора пока не было никакого. Новиков вообще не верил в это дело. Он помогал другу только из «сугубо кибернетической любознательности».
А Володя был упрям. Он твердо знал, что анализ любви — дело не менее сложное, чем сама любовь.
Задумчиво разложил он перед собой панели с микромодулями и, вооружившись тестером, погрузился в хитросплетения схемы. Он забыл обо всем — о постыдном опоздании, за которое еще предстоит держать ответ на Луне, о коварстве — этом рудиментарном спутнике любви, и о Резницком тоже.
А между тем Резницкий уже шесть минут пристально наблюдал за ним.
— Насколько я помню, — раздался его высокий голос, от которого Володя вздрогнул, — насколько я помню, вы не очень усердствовали на моем семинаре. С чего это вас повело на бионику? — Он пригляделся к пестрой мозаике микромодулей. — Да еще, насколько я понимаю, на нейросвязи высшего порядка?
— Видите ли… — Голос у Володи отсырел, пришлось прокашляться. — Нам с товарищем пришла в голову мысль относительно… э-э… одного частного случая биоинформации…