Второй объект – стебелек травы.
Третий – заскорузлая тряпочка. Петер мог бы поклясться, что пропитана она кровью – скорее всего, того самого животного, от которого взяли кость. Но есть варианты, есть варианты…
Четвертый объект – вырезанная из светлого дерева руна фео, воздевшая перекладины, как богомол – лапки.
Пятый – крохотный кусочек авантюрина.
Заполнив все чашки, Петер взял с полки еще несколько, и разложил туда обломки хвойных игл, связанные узлом жесткие волосы и обмотанную красными и зелеными нитками медную проволочку. В последнее блюдце он ссыпал порошок: что-то белое кристаллическое, темный мусор и раскрошившаяся сухая листва.
«Вывод после визуального обследования: стандартный набор амулетов удачи с допустимыми произвольными вариациями» быстро накорябал в тетрадке Петер и подвинул к себе ннастольную лупу.
Косточка была птичьей – в жертву чужой удаче была принесена пичуга размером с воробья. Грязь на тряпке предсказуемо оказалась кровью – и Петер, совместив эти два элемента, взмахнул палочкой.
- Остендус Объект!
Над доступными фрагментами останков проступил полупрозрачный образ невзрачной рябенькой птички – не воробей, но что-то очень похожее.
«Проверить птицу. Есть вероятность, что ареал можно привязать к локализации производства» - пометил Петер и перешел к травкам. Полынь, чертополох, белладонна, четырехлистный клевер. Ничего интересного, все как в учебнике.
Белое кристаллическое вещество – все-таки сахар, такой в любом супермаркете мешками закупать можно.
Темный порошок – частички грунта.
«Производство амулетов вне лаборатории. Вероятно, кустарное производство в стихийно организованней мастерской», - сделал очевидный вывод Петер.
Волос для визуализации было слишком мало. Петер сконцентрировался и всадил в Остендус Объект максимальный заряд, но все, чего он добился – смутный образ кого-то очевидно четвероногого. Лошадь, что ли?
«Мастерская рядом с конюшней? Создатель амулетов ездит верхом? Может, цирк?»
«Нитки обычные, швейные. Нет смысла устанавливать производителя.»
Над рунами Петер завис. Фео – процветание, тут все понятно. Йер – урожай, он же доход, успешное завершение дел. Но гифу, символизирующая дар, - это вовсе не материальная выгода. Гифу – это обмен энергией, причем двусторонний. Расширяя границы восприятия, реципиент отдает равноценную часть собственной силы. Мастер об этом не знал? Или знал, но счел допустимым при наличии отката? А может, это сознательная позиция: покупая удачу, реципиент должен заплатить не только деньгами, но и чем-то более значимым?
Петер уперся локтями в стол, бессмысленно покачивая пинцетом.
Обменно-цикличная гифу торчала в стандартной гармонике, как хуй на именинах. То ли ошибка, то ли глубокий философский замысел, то ли хер знает что.
Но в любом случае гифу и суицид ножкой стула не имели очевидной логической связи. Если рассматривать самоубийство как обменную жертву, то плюшки от вселенной должны быть размером со статую Свободы. А тощий зачморенный Конфорта не походил на большого удачника.
Так какого же хрена?
Поколебавшись, Петер взял в руки сам мешочек – черный, из дешевого синтетического бархата. На рыхлой подкладке образовались затяжки, а между нитями застряли частички сушеной травы. Петер уже сканировал упаковку, но для чистоты эксперимента попробовал еще раз. И получил закономерный результат: по нулям. Просто два куска не особо чистой ткани, простроченные неровным швом.
Два.
Вплотную друг к другу.
Ну-ка, ну-ка…
Азартно прищурившись, Петер заклинанием подпорол нитку и потянул ее пинцетом. Подкладка отделилась от бархатного чехла и сползла на стол вялым использованным презервативом.
- А если так? – Петер переместил пальцы, повторил сканирующее заклинание и взмахнул палочкой.
Мешочек был по-прежнему чист, и это огорчало. Но зато подкладка…
Петер сорвался со стула, как будто его пинком вышибли.
- Делл! Рыжая! Чего я нашел! Быстро сюда иди! – рявкнул он в громковещатель, и через несколько минут в коридоре простучали дробью шаги. Два человека, не один. Ну кто бы сомневался.
- Чего орешь? – влетела в лабораторию Делла. За ней маячил до боли предсказуемый Паттерсон – волосы взъерошены, глаза широко распахнуты, даже рот приоткрыт. Ни дать ни взять ребенок у мешка Санта Клауса – воплощенное ожидание свершающегося чуда.