Александра машинально опрокинула в себя водку. Ледяной комок легко прокатился по пищеводу и начал тихонько таять в желудке. Нужно было что-то сказать, но слова не шли. Действительно, несчастная судьба. Бедная Маргарита, жалкий цветик!
— Спасибо, коллеги не оставляют. Есть, кто завидовал, — те порадовались моей беде, а потом плюнули да растерли. Бог им судья. А есть, кто вошел в мое положение. Видишь, деньгами помогают, выручают, как могут. И в гости заходят, не брезгуют. Твоя дочура сначала тоже сторонилась, потом поняла, что я за человек, уважительно отнеслась. Вот только позавчера мы с ней тут сидели, по душам говорили. Она вот как ты сидела…
От мысли, что она сидит на том самом месте, где только позавчера сидела ее пропавшая дочь, у Александры слегка закружилась голова. Или тут водка была виновата?
Тем временем Маргарита налила еще по рюмочке, выпила свою, не дожидаясь гостьи, и налила еще. Как на всех алкоголиков, спиртное действовало на нее быстрее. Лицо бывшей травести опять изменилось, теперь это было лицо человека, мучительно борющегося с какой-то болью или страданием, — губы крепко сжаты, выражение глаз напряженное, движения судорожные.
«Этак я скоро напьюсь, — испуганно подумала Александра, зачем-то все же выпив очередную рюмку. — И когда Кира вернется домой — вернее, в эту странную квартиру, — она застанет тут картину Репина «Не ждали». Мать распивает водку в компании соседки-синюшки! Пусть это даже бывшая актриса со сложной судьбой! Нет, так не годится».
Но Маргарите уже не нужен был собутыльник. Она успешно напивалась соло — то и дело хватала бутылку, хлопала рюмку за рюмкой, трясущимися руками прикуривала очередную «приму» и продолжала рассказ, делающийся все более и более запутанным. Впрочем, актерская школа давала о себе знать — рассказ велся хорошо поставленным голосом, так что его можно было принять за радиопостановку по мотивам, скажем, рассказов Довлатова.
— Дианка, понимаешь, нормальная баба, только в религию зря ударилась. Тебе, говорит, причаститься надо. А я ей — куда мне еще? Там же вином причащают, мешать нехорошо. Она мне денег оставила. Ей-то это тьфу, она ж не на зарплату живет, у нее там вроде сынок крутой, бандит наверное, а мне какое дело, главное, что о матери заботится. Я пожрать купила, курева там, ну и этого тоже, а Михалыч — да ты его не знаешь, тут есть один, нормальный мужик, только поддает — занял двести и не отдает, говорит, подхалтурю и отдам, он работает…
Но где и кем работает поддающий Михалыч, Александре так и не удалось узнать. Не доведя до конца своего ритмически организованного монолога, Маргарита уронила голову на стол. Бутылка водки почти опустела, только на дне плескалось немного прозрачной жидкости. Хозяйка была смертельно пьяна. С минуты появления Александры в квартире номер 3 прошло всего сорок пять минут. Время школьного урока.
ГЛАВА 10
Деметра
В квартире стояла странная тишина, состоящая словно бы из многих звуков — капала вода из неплотно завернутого крана, тикал китайский пластмассовый будильник в виде домика на антикварном буфете, откуда-то доносились скрипы и шорохи… На мягких лапах прибежала из темного коридора пыльная серая кошка. Увидев Александру, она громко мяукнула и сунулась к блюдечку в углу. В блюдечке насыпаны были коричневые катышки — видно, какой-то сухой корм. Кошка стала им хрустеть, мотая лобастой башкой. Внизу, на складе, грохотало — видно, мебель грузили. Или разгружали, черт его знает. Маргарита тихо сопела. Александра затушила оставленную ею в пепельнице и невыносимо смердящую сигарету и встала, чтобы снова подойти к закрытым дверям комнаты. Комнаты, в которой последние две недели жила ее беглая дочь.
Она прижалась лбом к неотзывчивым доскам, словно желая просочиться сквозь них, как бесплотный дух или привидение. Проникнуть туда, осмотреться, узнать, в самом ли деле эта убогая комнатушка в убогой коммуналке освещена присутствием Киры? Неужели она — воздушная и безмолвная — ходила по этому коридору, гладила некрасивую серую кошку, готовила пищу на двухконфорочной газовой плитке и беседовала с пьянчужкой травести?