Морозову было уже шестьдесят. Бодрый и крепкий мужик, властный председатель, в одночасье согнулся и сник. Дом без хозяйки, да еще грудной младенец на руках. Жениться? Да кому он, старый пень, нужен? А если б кто и согласился… Леонид Андреевич представить не мог в своем доме чужую женщину. Четверть века прожил с Мартой, ни разу на другую не посмотрел. Да и не до того было.
Он так привык к Марте, что ему все время казалось, что она где-то рядом. Он даже голос ее слышал — тихий, шелестящий, жалобный какой-то.
— Леонид, обед готов.
— Иду, Марта, — отвечает он спросонок.
Нет никого. Тишина.
Взяла к себе сестра Галина. Старику с ребенком ни за что не управиться. Аврорка оказалась голосистой — горланила трое суток напролет, словно оплакивала мать и свое будущее житье-бытье. Спасибо, соседка посоветовала положить ее в овчину — дедовское средство подействовало. Девочка успокоилась, убаюканная животным теплом пахучего густого меха. К трем месяцам малышка совершенно выправилась, набрала вес на козьем молочке — никто бы и не сказал, что недоношенной родилась.
Галина сестренку не обижала, но и не баловала — сыта девочка, одета, ухоженна, чего еще надо. Аврора росла понятливой, живой и веселой. Рано стала помогать по хозяйству. Делала все на совесть, как большая. Многие бытовые мелочи в доме Галины стали делаться как бы сами — крошек на столе не оставалось, сор с полу выметался сам собой, молоко в кошкином блюдце никогда не переводилось. Аврора вечно возилась то с больным теленком, то с хилым цыпленком. Ей было шесть лет, когда она упросила сестру посадить в палисаднике цветы — собирала семена и черенки по всем соседям. Агроном расщедрился для председателевой дочки. Привез из города черенки невиданных каких-то роз.
В деревне цветами никого не удивишь, растут и растут себе в палисаднике. Но на Авроркины цветы водили даже приезжих посмотреть.
В семь лет Аврора, как полагается, пошла в школу. Галина отвела ее за руку в первый класс, а домой девчонка не вернулась. Прямо из школы пошла к отцу и сказала ему:
— Я, папка, у тебя теперь буду жить. Галина говорила: как я стану большая, буду тебе помогать. Вот я выросла, в школу пошла, теперь буду за тобой ходить.
Леонид Андреевич растерялся совершенно. Попытался погладить дочь по голове, но она уже возилась у плиты, гремела кастрюлями.
Так и стали жить, старый да малый. Аврора (которая, как только пошла в школу, велела звать себя Сашей) оказалась хорошей хозяйкой. Управлялась и с уроками, и со стряпней. Леонид Андреевич вышел на пенсию, сам занимался скотиной. Он пришел в себя после смерти жены, в глазах снова появился блеск, походка стала легкой. Он души не чаял в дочери, настоял, чтобы девочка после школы ехала в Ленинград, поступать в институт. Рассчитывал на помощь жениной родни, припоминал вежливого и обходительного профессора… Но бумажка с адресом, которая вроде бы хранилась где-то у жены, потерялась невозвратно. А сам он — за возрастом и многими хлопотами — забыл и фамилию сватьев. Делать нечего, пришлось Авроре-Александре поступать в институт без протекции. Леонид Андреевич хвастал соседям, как маленький, кому только не показал дочкино письмо, где подробно описывались удачно выдержанные приемные экзамены. Казалось бы, тем горше должно было быть его разочарование, когда спустя два года Аврора вернулась к родным пенатам. Вернулась с приплодом — еле вылезла из автобуса, толкая впереди себя тяжелое брюшко. Леонид Андреевич, надо сказать, тут был на высоте — принял дочь как ни в чем не бывало и все толковал соседям, как рад дождаться внуков. Но не дождался — мозговое кровоизлияние сразило его в одночасье.
ГЛАВА 30
Деметра
Ей недолго пришлось дежурить у «Белой лилии». Хорошо, хоть удалось припарковать машину так, чтобы был свободный обзор. Магазин открывался в десять, Александра подъехала в половине десятого, а старая учительница со своим учеником появилась у магазина без пятнадцати одиннадцать. Анна Егоровна была все в том же черном вылинявшем платьице с кружевным воротничком. Она с трудом выбралась из автомобиля. С водительского же места вышел, очевидно, Костя Серов. Больше некому.
Александра пригнулась. Чем черт не шутит — вдруг Анна Егоровна разглядит ее за рулем и укажет на нее Косте. «А вот та дама, которая приходила вчера и расспрашивала о том колечке, которое ты, Костенька, попросил меня заложить». Такой поворот не входил в планы Александры. Но она могла бы и не пригибаться. Анна Егоровна даже не посмотрела в ее сторону. Все внимание старушки было направлено на ее спутника. Пожилая учительница опиралась на локоть своего ученика и что-то оживленно ему втолковывала. Про недостойную, неблагодарную дочь Марину рассказывала, не иначе. Про попранные идеалы!