Это была угроза. Это явно была угроза, и намекал он на физические пытки, каким Костя Серов может подвергнуться.
— Не надо… в гестаповца, — голосом умирающего лебедя произнес Костя. — Я вам все расскажу. Только вы должны мне обещать, что никто больше об этом не узнает… Тайну… Программа защиты свидетелей! — припомнил Костя нужное словосочетание.
— Ну-у, милый, это ты далеко зашел. Я тебе что могу гарантировать? Что в случае честного и искреннего рассказа ты выйдешь отсюда живым. И даже на своих ногах. А все остальное в руках Божьих. Не могу ж я к тебе телохранителя приставить? Впрочем, ежели пожелаешь, могу обеспечить тюремное заключение. Так сказать, в качестве защиты от внешних врагов.
— Спасибо… Только не надо тюремного заключения и гестапо не надо, хорошо?
И Костя раскололся. Предоставленный им отчет, пожалуй, грешил литературными излишествами. С потрясающей экспрессией Костя описал произвол злодея шефа над сотрудниками и лично над ним, Серовым. Потом поведал, как шеф отправлял его на убийство, а Костя отказывался. Нет, он не знает, чем ему так досадили те убитые люди. Витька Перехват работал в конторе давно, раньше даже Кости, и был хороший парень. А девка вообще какая-то неизвестная, и Серов не знает, почему она шефу не угодила. Он, Костя, никого не убивал. Убивал Игорь. Игорь — зверь, ему ничего не стоит кого угодно замочить! И вы, товарищ начальник, когда будете его брать, высылайте прямо сразу вооруженный отряд! Группу «Альфа»! Игорь застрелил и девчонку, и Витька, а Костя только помогал перетаскивать тела в укромное местечко. Ну вот, а пока перетаскивали, причем Игорь еще все время смеялся над его слабосилием, Костя и заприметил на пальце у покойницы это колечко. Оно ведь мертвой ни к чему, конечно? Вот Костя и решил его взять. Пока Игорь отвернулся. Взять и продать. Но исключительно ради того, чтобы на вырученные деньги немедленно уехать из этого бандитского города обратно в маленькую пензенскую деревушку, где у него, Кости Серова, проживает старушка бабушка.
— Бедная старушка, — хмыкнул мужик. — Не повезло ей с внуками.
— Почему с внуками? Я ее единственный внук, — заявил Костя, сам немного воодушевившись от рассказанного. Если так посмотреть, то он не очень-то и виноват, получается!
— Тем более, — хмуро бросил мужик. — Так где, говоришь, душегубство-то произошло?
— Так у Витьки Перехвата на даче!
— Можно подумать, я знаю, где у него дача! Точный адрес давай!
— Поселок Болотное. А улицы я не знаю! Направо от станции!
— Ладно. Найдем. Номер дома?
— Восемнадцатый…
— А тела где?
— Так сожгли их, товарищ начальник! Бензином облили и сожгли. Там на соседнем участке такой сарайчик заброшенный…
— Вот оно что, — покивал «товарищ начальник». — Ну ладно. Бывай здоров, Костя Серов. И вот что: про нашу встречу забудь. А лучше всего, пока чего плохого не случилось, собирайся-ка на самом деле и отчаливай в пензенскую деревеньку к старушке бабушке. Понял меня? Там здоровый труд на свежем воздухе, там тебе самое место. А в криминал не лезь. Такие, как ты, в криминале долго не живут.
Тут Костю стукнули по затылку, и он отключился, успев подумать, что скучный мужик обманул и его, Костю, убили до смерти.
Но его не убили. Он очнулся на рассвете под дверью собственной квартиры. Очнулся оттого, что огромный ризеншнауцер, живший по соседству в семействе скандалистов Караваевых, вылизывал ему лицо и жарко дышал. А над Костей стоял Караваев-младший и нудно повторял:
— Костян, ты чего, опять нажрался? Костян, да вставай, простату заморозишь! Костян, вставай. Надо же, как напоролся!
Костя встал, отпугнул мерзкого пса, открыл дверь и ввалился в квартиру. Времени он зря терять не стал — быстро покидал в огромную спортивную сумку кое-какие вещички и документы, оставил ключи от квартиры на столе — для квартирной хозяйки, вышел и захлопнул дверь. Потом сел за руль своей «ауди» и покинул Петербург, только его и видели. Гнал он так, что его два раза останавливали гаишники, но только в Новгороде он решился оставить машину на стоянке и поспать в гостинице. Подался ли Костя Серов в пензенскую деревеньку к старушке бабушке и не существовала ли бабушка только в воспаленном Костином воображении… Откровенно говоря, нас мало волнует дальнейшая судьба этого малосимпатичного субъекта.