Энтони, со своей стороны, был куда более озабочен вопросом, понравится ли бутылочка Кэт, или та лишь рассмеется над очередным подарком. Раздумывая об этом, он слишком поздно услышал, как его окликают по имени. В следующий миг человек, протискивавшийся сквозь людскую толчею снаружи, споткнулся и рухнул прямо на него. Чтоб не упасть, пришлось, обронив прошение, ухватиться за край стола.
Бутылочки на столе угрожающе зазвенели. Энтони обернулся, чтоб обругать невежу, едва не сбившего его с ног, но в последний момент прикусил язык.
– Простите, – сказал Томас Соам, вновь утверждаясь на ногах. – Кровь господня, сегодня тут толпится весь белый свет! Боюсь, я споткнулся о ногу какого-то малого.
– Невелика беда, – откликнулся Энтони, успокаивая встревоженного купца умиротворяющим жестом. – А я вас даже не заметил.
– Похоже, что и не услышали. Идемте отсюда прочь, пока на меня не налетел кто-нибудь еще и дело не дошло до беды. Что это у вас?
Энтони тяжко вздохнул, подбирая разлетевшиеся листки, украшенные влажными пятнами, оставленными взмокшими пальцами.
– Прошение.
– О чем?
– Понятия не имею. Еще не читал.
– Возможно, разумнее и не читать. Нас завалили таким количеством просьб да ходатайств – хоть стены Ратуши ими оклеивай.
Не тратя времени даром, Соам развернулся и двинулся вдоль по наружному коридору, осторожно, однако настойчиво пролагая себе путь сквозь толпу. Следуя за широкоплечим другом, Энтони всем сердцем надеялся, что тот не имеет в виду остановиться для разговора во внутреннем дворе.
Так оно и случилось. Спустившись с галереи, оба вышли со двора и окунулись в корнхиллский гомон. Здесь Соам приостановился, пропуская грохочущую телегу, нагруженную бочонками, и Энтони поравнялся с ним.
– Куда вы меня ведете? – спросил он у молодого спутника, поудобнее сдвинув шляпу.
– В пивную, – с чувством ответил Соам. – Прочь из-под этого треклятого солнца, туда, где я смогу изложить вам новости.
Новости? Энтони насторожился. Таверна сулила тень, выпивку, а также и некую степень уединения, какого не сыщешь на Бирже, посреди скопища сплетников. Спустившись по отлогой, грязной Корнхилл-стрит вниз, они проследовали к Чипсайду, где и находилось любимое питейное заведение Соама, «Голова пони». Здесь друг Энтони по-свойски чмокнул девицу-прислужницу и раздобыл обоим столик в прохладном уголке и по кружечке хереса, дабы промочить горло.
– Глядите, Том, как бы жена не прознала, – заметил Энтони, смягчив предостережение улыбкой: убежденная пуританка, Мэри Соам не спустила бы мужу с рук этакого волокитства.
Но Соам лишь пренебрежительно отмахнулся.
– Безобидный поцелуй в щечку – что в нем такого?
Скорее, не в щечку, а в губы… но поведение младшего товарища – дело его собственной совести, и Энтони решил не продолжать.
– Итак, что привело вас ко мне? Для размышлений о чем-либо важном, пожалуй, жарковато.
– А может стать еще жарче, – отвечал Соам, имея в виду отнюдь не погоду. – Вы слышали о недавнем злосчастье Эббота? Хотя, вернее будет сказать, о нашем общем злосчастье.
Выходит, дело не личное, но политическое. Соам числился олдерменом округа Винтри, а Энтони – Лэнгборна, и, хотя список вещей, что могли навлечь неприятности на лорд-мэра Лондона и его Суд Старейшин был изрядно длинен, в эту минуту Уэйр не сомневался в своей способности его здорово сократить, вот только сие обстоятельство вовсе не радовало.
– Ну, не тяните же, дружище, выкладывайте.
– Ссуда.
– Опять?!
– А вы удивлены? Король наш транжирит деньги не хуже папаши – хотя ему, по крайней мере, хватает добропорядочности транжирить их на войну, а не на пьянство да содомитов.
От этакой прямоты Энтони невольно поежился.
– Думайте, что говорите! Если уж о себе не заботитесь, так хоть меня пощадите. Нас же вздернут на виселицу рядом: вас – за крамолу, а меня – за то, что ее выслушивал.
Соам осклабился и выложил на стол трубку и жгут табака.
– Полноте, я всего лишь цитирую нашего лорд-мэра! Но, так и быть, пощажу ваши нежные чувства. Возвращаясь к сути: похоже, пять тысяч фунтов, полученные нашим добрым королем Карлом от городского совета в марте…
– Были приняты им за оскорбление, и, думаю, не из тех, о каких он способен забыть. – Ущипнув себя за переносицу, Энтони потянулся к вину. – Сколько же он просит?
– Сто тысяч.
Поперхнувшись вином, Энтони закашлялся и полез за платком, чтоб утереть обрызганную слюной бороду.
– Господи милостивый… да сколько ж можно?
– Ну вот, теперь и вы цитируете Эббота.
Запалив от свечи лучинку, Соам поднес огонь к трубке и смачно запыхтел, раскуривая табак.