— Женщина! — произнес он совсем другим голосом. Казалось, он исходил из самых его глубин и подействовал на нее возбуждающе. — Женщина!
Дульси вздрогнула и как-то обмякла. Глаза у нее сделались влажными, рот тоже, и внезапно она тесно прижалась к нему.
Джонни тоже вдруг стал мягким, как аптечная вата, и, прижав ее к себе, стал целовать ее нос, рот, шею, впадины возле ключиц.
Аламена повернулась и прошагала на кухню.
— Ну почему ты мне не веришь? — проворковала Дульси в его бицепсы.
— Я хочу верить, детка, — сказал Джонни. — Но это так непросто.
Ее руки упали по бокам, он разжал объятия, сунул руки в карманы, и они пошли на кухню.
С левой стороны холла были две спальни, разделенные ванной, справа — столовая и кухня. Дальше начинался коридор. В его конце был выход на черную лестницу. В кухне был также выход на служебный ход.
Втроем они уселись на пенопластовые, крытые пластиком табуретки за стол, накрытый красно-белой клетчатой скатертью, и стали ужинать. На столе стояли дымящееся блюдо с окрой, капустой и свиными ножками, миска с черной фасолью и тарелка с кукурузным хлебом.
Была там и бутылка с бурбоном, но женщины к ней не проявили интереса, а Джонни осведомился, не осталось ли лимонаду.
Аламена вынула большую бутылку из холодильника и налила в стеклянный кувшин. Ели они молча.
Джонни поливал содержимое своей тарелки острым красным соусом из бутылочки, на этикетке которой два ярко-красных рогатых чертенка отплясывали в языках пламени. Он съел две полные тарелки, шесть кусков хлеба и выпил полкувшина лимонаду.
— Здесь адова жарища, — пожаловался он, встал и включил большой вентилятор на потолке. Потом вынул зубочистку из баночки, стоявшей среди бутылок и бутылочек с приправами, и начал ковырять в зубах.
— Что толку от вентилятора, когда ты налопался этого соуса? — фыркнула Дульси. — Когда-нибудь ты сожжешь себе все кишки и никаким лимонадом не зальешь пожара в животе.
— Кто произнесет проповедь на похоронах Вэла? — спросила Аламена.
Джонни и Дульси молча на нее уставились.
— Если бы я не почуял, что этот сукин сын будет стрелять, — заговорил Джонни, — я бы сейчас с вами не сидел.
— Ты имеешь в виду преподобного Шорта? — спросила Аламена. — Он в тебя стрелял?
Джонни не обратил внимания на ее вопрос и снова взялся за Дульси:
— Но не это меня беспокоит, а другое. Почему он это сделал?
Дульси продолжала молча есть. На лбу у Джонни набухли вены.
— Слушай, девочка, — сказал он, — я хочу понять: почему?
— Господи! — взорвалась Дульси. — Если мне придется отвечать еще и за этого психа, то лучше уж сразу отдать Богу душу.
В этот момент в дверь позвонили. Спуки залаяла.
— А ну перестань, Спуки, — велела Дульси.
Аламена встала и пошла к двери.
Затем вернулась и молча села за стол.
В дверях стояла Куколка.
— Не надо церемоний, — сказала она. — Я почти что член семьи.
— У тебя нервы как у бронзового истукана! — крикнула Дульси, вставая из-за стола. — Но ничего, я тебя сейчас заставлю заткнуться.
— А ну-ка сядь и замолчи, — прикрикнул Джонни.
Дульси на мгновение замялась, словно размышляя, не ослушаться ли его приказа, но затем решила не спорить и села. Но если бы взгляды убивали, Куколка упала бы замертво.
Джонни, слегка повернув голову к дверям, спросил:
— Что ты хочешь?
— То, что мне причитается, — ответила Куколка. — Мы с Вэлом были помолвлены, и я хочу часть его наследства.
Джонни уставился на нее. Дульси и Аламена тоже.
— А ну-ка повтори еще раз, — попросил Джонни. — Что-то я не уловил.
Куколка махнула рукой, отчего на руке ее сверкнул брильянт в золотой оправе.
— Если вам требуется доказательство, то вот кольцо. Он мне подарил его при помолвке.
Дульси громко и презрительно рассмеялась.
— Если это подарок Вэла, — сказала она, — то это не брильянт, а стекляшка, можешь быть уверена.
— Заткнись, — сказал ей Джонни, а затем обратился к Куколке: — Мне не нужно доказательств. Я тебе и так верю. Ну и что?
— А то, что как его невеста я имею право на часть наследства, — сказала Куколка.
— Он оставил нам только этот большой мир, — сказал Джонни.
Глуповатое личико Куколки нахмурилось.
— Он ведь оставил какую-то одежду, — сказала она.
Дульси снова расхохоталась, но, увидев выражение лица Джонни, замолчала. Аламена опустила голову, чтобы скрыть улыбку.
— А ценные вещи? Часы, кольца и все такое? — не унималась Куколка.