Внезапно в кухню ворвалась собака и стала страшно лаять на дверь черного хода. Собака услышала, как в замочной скважине неслышно повернулся ключ.
Чарли схватил Дульси за руки и усадил на табурет, страшно ругаясь. Потом подобрал перепачканные в блевотине доллары и стал отмывать их под краном.
В кухню вбежала Аламена. Ее лицо сделалось серым.
— Это Джонни! — прошептала она, прижимая палец к губам.
Чинк пожелтел так, словно у него давно уже была желтуха. Он стал запихивать мокрые банкноты, с которых капала вода, в карманы, но руки его дрожали, и он никак не мог с ними совладать. Затем он стал испуганно озираться, словно был готов выпрыгнуть в окно.
Дульси расхохоталась.
— Ну, кто кого испугался? — проговорила она сквозь смех.
Аламена испуганно и сердито поглядела на нее, взяла Чарли Чинка за руку и повела к выходу.
— Ради Бога, заткнись, — прошептала она Дульси.
Собака продолжала неистово лаять.
Затем на черной лестнице послышались голоса.
Как только Джонни повернул ключ в замке, Гробовщик и Могильщик возникли буквально из ниоткуда. Те, кто был в кухне, услышали, как Гробовщик окликнул Джонни:
— Минуточку, не могли бы мы поговорить с вами и вашей супругой?
— Не надо так кричать, — сказал Джонни. — Я не глухой.
— Это у нас профессиональное, — пояснил Могильщик. — Полицейские говорят гораздо громче, чем игроки.
— У вас есть ордер? — спросил Джонни.
— Зачем? Мы хотим задать несколько вопросов, но по-дружески, — пояснил Могильщик.
— Моя жена пьяна, а я не в настроении, — сказал Джонни.
— А ты не напрасно хорохоришься? — спросил его Гробовщик.
— Я не хорохорюсь и не поднимаю волну. Просто я устал, — сказал Джонни. — На меня давят со всех сторон. Я плачу деньги адвокату, чтобы он объяснялся за меня в суде. Если у вас есть ордер, забирайте нас, если нет, оставьте в покое.
— Ладно, Джонни, — сказал Гробовщик, — день сегодня у многих трудный.
— Пушка у тебя при себе? — спросил Могильщик.
— Да. Лицензию показать?
— Нет, я знаю, она у тебя есть, — отозвался Могильщик. — Просто я хотел тебе сказать: не волнуйся.
— Ладно, — буркнул Джонни.
Тем временем Аламена вывела Чинка из квартиры и закрыла за ним дверь. Джонни вошел в кухню.
Аламена мыла клеенку. Собака лаяла. Дульси истерически хохотала.
— Оказывается, это папочка, — заплетающимся языком проговорила Дульси. — А я-то думала, это мусорщик.
— Она пьяна, — быстро сказала Аламена.
— Почему ты не уложила ее спать? — спросил он.
— Она отказалась.
— Если Дульси не хочет баиньки, ее никому не загнать в постельку, — сообщила Дульси.
Собака лаяла.
— Ее стошнило на клеенку, — объяснила Аламена.
— Поезжай домой, — сказал Джонни. — И забери с собой эту шавку.
— Пошли, Спуки, — сказала Аламена.
Джонни взял Дульси на руки и отнес в спальню.
У лифта к Чинку подошли Гробовщик и Могильщик.
— Дрожишь, — заметил Могильщик.
— И вспотел, — добавил Гробовщик.
— Простудился, — пояснил Чинк.
— Это точно, — согласился Могильщик. — Самый верный способ простудиться — это валять дурака с чужой женой, да к тому же в доме ее мужа.
— Я занимался своими делами, — сообщил Чинк. — Почему бы и вам, полицейским, так не поступить?
— И это благодарность за то, что мы тебя спасли? — удивился Могильщик. — Мы же задержали его и дали тебе удрать.
— Хватит толковать с этим гадом, — жарко произнес Гробовщик. — Если он скажет хоть слово, я выбью ему все зубы.
— Только пусть сначала все-таки поговорит, — сказал Могильщик. — А то без зубов он будет шамкать, и нам его не понять.
На этаже остановился лифт. В него вошли все трое.
— Это нападение? — спросил Чинк.
Гробовщик ударил его в солнечное сплетение. Могильщику пришлось вмешаться, чтобы его партнер не наломал дров. Когда Чинк вышел из лифта между двумя детективами, он держался за живот так, словно боялся, что тот выпадет.
Глава 17
Чинк сидел на табуретке под прожектором в «Стукачином гнезде», где детектив Броди из отдела по расследованию убийств допрашивал его накануне утром.
Но теперь его допрашивали гарлемские детективы Могильщик Джонс и Гробовщик Джонсон, и это было не одно и то же.
Пот градом катил по его восковому лицу, его бежевый костюм можно было хоть выжимать. Он глядел на кучку мокрых банкнотов на столе больными, красными глазами.