— Ну что ж, теперь все понятно, — заметил сержант и, повернувшись к Шорту спиной, цинично заметил: — Понятное дело — уцепиться за свое безумие.
— Я не безумен, а свят, — отозвался преподобный.
— Ясно, — сказал Броди и, обратись к стенографисту, распорядился: — Подготовьте экземпляр его показаний, чтобы он расписался.
— Будет сделано, — отозвался тот. Закрыл блокнот и быстро удалился.
Броди позвонил конвоиру и вышел из камеры с Гробовщиком и Могильщиком. В коридоре он обернулся к Могильщику и сказал:
— Вы правы: в Гарлеме люди совершают невероятные поступки по невероятным мотивам.
Могильщик только хмыкнул.
— Он действительно псих? — спросил Броди.
— Бог его знает, — отозвался Могильщик.
— Это зависит от того, что, по-вашему, означает быть психом, — уточнил Гробовщик.
— Он был сексуально озабочен и хотел замужнюю женщину, — сказал Могильщик. — Когда смешивается воедино секс и религия, получается безумие.
— Если он будет придерживаться этой версии, то выйдет сухим из воды, — сказал Броди.
— Да уж, — с горечью произнес Гробовщик. — Если бы карты легли чуть иначе, Джонни Перри загремел бы на электрический стул.
Дульси попала в гарлемскую больницу. Рана оказалась неглубокой, нож застрял в грудине. Но она была готова платить, и ее оставили полежать.
Она позвонила Мейми, и та немедленно к ней приехала. Дульси рассказала все и вдосталь выплакалась у нее на плече.
— Ну почему ты раньше не избавилась от Вэла, детка? — спросила Мейми. — Почему ты его не прогнала?
— Я не спала с ним, — сказала Дульси.
— Ну и что! Он был твоим мужем и жил в одном доме с тобой.
— Мне его было жалко, — призналась Дульси. — Он был такой никчемный, но мне все равно было его жалко…
— Господи, — простонала Мейми, — ну почему ты не рассказала полиции, что у Чинка второй нож? Почему ты подстроила, чтобы Джонни его убил?
— Наверное, надо было рассказать, — согласилась Дульси. — Но тогда я совсем запуталась.
— Ну а почему ты не пошла и не призналась во всем Джонни? Почему не спросила у него совета? Он ведь твой единственный заступник.
— Пойти к Джонни? — рассмеялась Дульси, и в ее голосе послышались истерические нотки. — Ну как мне было рассказывать такое Джонни? Я-то думала, это он убил Вэла.
— Он бы тебя выслушал, — сказала Мейми. — Ты просто плохо его знаешь, детка.
— Не в этом дело, — проговорила Дульси сквозь слезы. — Выслушать он, может, и выслушал бы. Но уж возненавидел бы меня — это точно.
— Не плачь, — сказала Мейми, поглаживая ее волосы. — Все уже позади.
— Вот именно — все позади, — горько сказала Дульси. Она закрыла лицо руками и зарыдала. — Я люблю этого негодяя. Но как мне это доказать?
Утро выдалось жаркое. Дети играли на улице.
Адвокат Бен Уильямс добился освобождения Джонни под залог. Из гаража прислали его «кадиллак» прямо к тюрьме. Джонни вышел, сел за руль, рядом с ним сел его адвокат, а водитель, пригнавший машину, устроился сзади.
— Мы добьемся отмены обвинения в непредумышленном убийстве, — сказал адвокат. — Тут не о чем беспокоиться.
Джонни завел мотор, и огромный «кадиллак» медленно тронулся.
— Я беспокоюсь совсем о другом, — сказал Джонни.
— О чем же? — спросил Бен Уильямс.
— Тебе не понять.
Чернокожие дети бежали за «кадиллаком», любовно-благоговейно касались его и кричали:
— Джонни Четыре Туза! Джонни Перри Рыбий Хвост!
Джонни приветственно вскинул левую руку.
— Попробуй мне втолковать, — сказал адвокат. — Я как-никак твой мозг.
— Как может выиграть ревнивец? — спросил Джонни.
— Доверившись своему счастью. Ты прекрасно это знаешь. Ты же игрок.
— Что ж, дружище, — сказал Джонни, — дай Бог, чтобы ты оказался прав.