Его крупное широкое коричневое лицо было чисто выбрито, от большого рта лучами разбегались морщины. Похоже, ему недавно был сделан массаж. Жесткая седоватая курчавая шевелюра Джо была после его смерти коротко острижена, и теперь он был тщательно причесан. Это сделала Мейми. Она же обрядила его в последний путь. Руки Джо были сложены на груди так, что виднелись алмазный перстень на левой руке и масонский с печаткой на правой.
Мейми сняла кольца, положила их в глубокий передний карман своего длинного черного шелкового платья, которое волочилось по полу. Затем закрыла гроб.
— Ну и поминки! — сказала она вслух.
— Он отошел в мир иной, — скрипучим голосом произнес преподобный Шорт.
Мейми вздрогнула. Она его не заметила.
Он сидел, ссутулившись в пухлом кресле, уставясь в противоположную стену.
— А что вы думаете?! — вспыхнула она. Смерть Вэла заставила ее забыть всю светскость. — По-вашему, я бы похоронила его и живым?
— Я это видел, — произнес преподобный Шорт, не обращая внимания на ее слова.
Она удивленно уставилась на него.
— Это вы про Вэла? — догадалась она.
— Женщина, полная похоти и блуда, поднялась из геенны огненной и ударила его ножом в сердце.
Не сразу Мейми поняла смысл его фразы.
— Женщина? Вы это видели?
Мейми почувствовала, как комната накренилась.
— Да смилуется Господь, — сказала она.
Она вдруг увидела, как Большой Джо в гробу, рояль, а также телевизор с радиолой начали медленно возноситься к небесам. Темно-красный ковер тоже стал подниматься, он раскинулся перед ее взором словно бескрайний вишневый океан, куда она и рухнула лицом вниз.
— Грех, похоть, мерзость перед лицом Всевышнего, — прохрипел преподобный Шорт, а потом добавил уже шепотом: — Она всего-навсего шлюха, о Господи!
Глава 5
Автоматический лифт стоял на первом этаже, и большинство скорбящих гостей не стали дожидаться, пока он поднимется, а ринулись вниз по лестнице. Но их уже успели опередить.
По обе стороны корзины с трупом стояли Дульси и Чинк и смотрели друг на друга. Чинк был крупным желтым мужчиной, несмотря на молодость, уже сильно располневшим. На нем был бежевый летний костюм. Он склонился над корзиной.
Первый из гостей услышал, как Дульси воскликнула:
— Тебе незачем было его убивать.
На что Чинк ответил страстно:
— Даже из-за тебя? — Но тут он осекся и процедил сквозь зубы: — Замолчи и оглохни.
Она больше не сказала ни слова, пока гости не окружили корзину, высказываясь насчет того, кто в ней находится:
— Это же Вэл!
— Если это не он, то тогда святой Петр.
Аламена протиснулась поближе, чтобы лучше разглядеть покойника. Официант вагона-ресторана сказал:
— Убили вроде бы одним ударом, причем прямо тут…
Голос за спиной Аламены отозвался:
— Не иначе. Больше крови нет нигде.
Покойник вытянулся во всю длину на матрасе из мягкого хлеба так, словно корзина была предназначена именно для него. Левая рука, на которой сверкало золотое кольцо, лежала ладонью вверх на груди, под ней виднелся черный вязаный шелковый галстук и песочного цвета шелковая летняя рубашка. Правая рука лежала ладонью вниз, прикрывая среднюю пуговицу оливкового габардинового пиджака. Ступни смотрели носками вверх и врозь, выставляя напоказ резиновые подошвы почти не ношенных легких английских туфель.
Нож вонзили чуть ниже левого нагрудного кармана пиджака, из которого высовывалась белая полоска носового платка. Нож был с костяной ручкой и кнопкой, выбрасывающей лезвие, — таким охотники свежуют дичь.
Рубашка, галстук и пиджак были в пятнах крови. Кровь попала и на вощеную бумагу, в которую были завернуты батоны, и на бок плетеной корзины. На тротуаре крови не было.
На лице застыло выражение крайнего удивления. Слегка выпученные глаза уставились куда-то чуть выше ног.
Лицо было красивое, с гладкой коричневой кожей, и его черты слегка напоминали лицо Дульси. Голова была непокрытой, с курчавыми черными, обильно напомаженными волосами.
После обмена репликами наступила гробовая тишина: всем стало ясно, что убийство было совершено прямо здесь.
— Какой у него удивленный вид! — сказала, глядя в пространство, Дульси.
— Ты бы тоже удивилась, если бы тебе в сердце всадили нож, — мрачно отозвалась Аламена.
Внезапно у Дульси началась истерика.
— Вэл! — закричала она. — Вэл, милый, я ему покажу…
Она бы упала на грудь покойнику, если б Аламена быстро не оттащила ее в сторону, а там уже гости занялись ею, не пуская к корзине.