Выбрать главу

Первым побуждением было оттолкнуть ее. Но, после того, что произошло, это было бы грубо. Мужчина в нерешительности и смятении обнимает девушку, сжимая ладонями такое желанное и теперь столь недоступное тело. Гробовщик замер и затаил дыхание, когда ощутил, как тонкие пальчики расстегивают пуговички на его ширинке, освобождая налившийся, пульсирующий от перевозбуждения член.

— Нннееет, ах… не нужно… — слова даются с трудом. Он стискивает зубы и издает звук, похожий на прерывистое рычание или болезненный стон. Дальше лишь сдавленное пыхтение и попытки принять такое положение тела, чтобы неумелые девичьи руки не причиняли боли.

Когда Тесса все же понимает, как нужно ласкать твердую мужскую плоть, движения узкой ладошки заставляют Гробовщика снова охнуть и закусить нижнюю губу. Скользящие прикосновения влажного рта девушки по широкому, чуть выступающему над поверхностью кожи шраму на его шее, вниз по тонким изящным ключицам в расстегнутом вороте рубашки вызывают у него теперь уже хриплые сдавленные стоны удовольствия. Внезапная смена положения тела Тессы, движение вниз распаляет воображение, всколыхнув ощущения покалывания в паху и сладкую дрожь ожидания. Гробовщик делает последнюю неуверенную попытку прекратить безобразие — цепляется пальцами за плечи девушки, чтобы остановить ее. Но в ответ Тесса легонько ударяет его по рукам, полностью перенимая инициативу. И вот она уже перед ним на коленях, сладко постанывая от удовольствия, игриво лижет его член, неопытно охватывает его губами и пытается посасывать горячую головку. Гробовщик отчаянно мотает головой и стонет, ощущая неправильность происходящего. Он не должен был… ох… но влажный язычок Тессы так сладко щекочет его плоть, проходится по чувствительной уздечке. Не в силах больше сдерживаться, он толкается в теплую влагу, чувствуя, как царапают зубы девушки тонкую кожу на его члене, замечая выступившие из-под ресниц Тессы слезинки, скатившиеся по щекам. Он резко подается назад, обхватывает своей рукой собственное достоинство, хрипло вскрикивает и с глухим рычанием изливается на каменный пол. Придя в себя, Гробовщик размыкает веки и стыдливо смотрит на все еще стоящую перед ним на коленях Тессу. Блестящие от слез, застывших на дне, глаза и жемчужно белые капельки, все же попавшие на лицо девушки, заставляют мужчину болезненно застонать от осознания произошедшего. Гробовщик рывком подымает Тессу, прижимает ее к себе и впивается губами в ее чуть припухшие, ставшие более яркими, губы, одновременно пытаясь поправить на себе одежду. Руки подрагивают, а длинные ногти мешают справиться с пуговицами.

— Я помогу… — шепчет Тесса, и ее руки скользят вниз к его ширинке.

— Вы уже помогли, — раздается привычное хихиканье Гробовщика, — так что, в другой раз. Вообще-то, я огонь в камине пришел разжечь.

Тесса усмехается и, встав на носочки, отрывисто целует его улыбку.

— Как оказалось, согреть вы и без огня можете.

========== Часть восьмая ==========

В комнате стало тепло, пожалуй, даже душно. Тесса была уверена, что причиной тому стало не мерно потрескивающее в камине пламя. Она не могла уснуть и ворочалась в постели, испытывая смятение и злость. Но самым ужасным было то, что она злилась не на Гробовщика, а на саму себя, и сожалела не о произошедшем, а о том, что не солгала, не сказала, что уже была с мужчиной. И тем самым отпугнула хозяина дома.

Сейчас в ее сознании все перемешалось. Тесса вспоминала тот суеверный страх, с которым провожали ее сослуживцы на это задание. Она никогда не задумывалась над этим, но, оказывается, люди считали, что даже мимолетное касание руки Гробовщика приносит несчастья. Она недоумевала, почему должна испытывать страх от его прикосновений, откуда взялись эти глупые предрассудки.

У доктора, работающего в морге, ведь есть жена, веселая, добродушная леди, которая, увидев тощую девчонку с синяками под глазами от голода, специально приносила на работу к мужу испеченные ею же пироги именно в тот день, когда Тесса должна была забирать отчеты о вскрытиях. И соседство трупов никого не пугало и не отбивало аппетит. А судмедэксперт, работающий в их участке — у него семья, четверо детей. И полисмены немало трупов осматривают за день, и ни от кого из них не бегут, как от прокаженного. Почему же тогда нужно бояться человека, помогающего провожать людей в последний путь? Почему лишь одно его прикосновение вызывает у людей суеверный ужас? Нелогичность раздражала. Заснуть Тесса смогла лишь под утро. За весь день хозяин похоронного бюро так и не появился. У него снова было много работы — опять кого-то хоронили, как, впрочем, и каждый день, и так по кругу. Но это и понятно. По статистике люди умирают ежесекундно, как и рождаются. Вечный круговорот из смертей и возрождений. И если начать задумываться, кому и для чего это нужно, можно было действительно свихнуться.

Тесса бесцельно шаталась по дому весь день, пока вечером не почувствовала знакомый аромат чая с добавлением трав, доносящийся с кухни. Вся ее смелость и решимость враз выветрились. Она остановилась за приоткрытой дверью, полностью уверенная, что ее не заметят. Войти без приглашения Тесса не решалась, кусая от бессилия губы и до боли сжимая кулачки, впиваясь ногтями в ладони.

— Тесса, ну, что вы застыли за дверью? Входите.

От того, что хозяин дома назвал ее по имени, а не тем глумливым прозвищем «мисс Стоун», Тессу бросило в жар. В голове полыхало пламя похлеще, чем в камине, а кончики пальцев, наоборот, похолодели. Она шагнула внутрь помещения и застыла, боясь пошевелиться. Гробовщик, как ни в чем ни бывало, налил чай во вторую мензурку и взмахнул рукой, приглашая Тессу к столу. Девушка уселась на шаткий стул, зажмурила глаза, мысленно ведя отсчет секундам, чтобы потянуть время и позволить самой себе передумать. То, что она сейчас собиралась сказать, для леди, воспитанной в приличной семье, было верхом либо развращенности, либо безумия, а может, и того и другого одновременно. Она досчитала до пятидесяти, открыла глаза и обнаружила ухмыляющееся лицо Гробовщика в паре сантиметров от ее собственного.

— Что вы сейчас делали? Только честно. — То, что Тесса открыла глаза, для него, видимо, ничего не меняло. Гробовщик и не подумал отодвинуться.

— Считала. — Понимая, что ответ звучит глупо, Тесса начала заливаться краской. Но он просил отвечать честно.

— Что именно? — Гробовщик придвинулся еще ближе. Еще одно движение, и их носы соприкоснутся.

— Время… я считала секунды, чтобы потянуть…

Нет, ну что смешного она сказала? Гробовщик отпрянул и захохотал так, что несчастные мензурки на столе жалобно задрожали, а чай в них всколыхнулся небольшим цунами. Когда он содрогался в последних вспышках смеха, из его глаз брызнули слезы, а с уголков рта скатывались капельки слюны. Еще минуту назад Тесса была настроена вполне решительно, а теперь этот хохот вовсе сбил ее с толку. Гробовщик сидел за столом, поставив на столешницу локти, подпирая подбородок переплетенными длинными пальцами, и всхлипывал. Вся ситуация казалась столь нереальной, что Тесса убедила себя, что это просто сон, фантазия, а значит, она может говорить и делать все, что ей вздумается. И плевать на последствия — все равно она когда-то проснется в скучном сером мире, где нет места черному и белому, безумному и смешному.

— Я хочу этого… хочу по-настоящему… — прошептала она, не в силах правильно высказать свои желания.

— Да пожалуйста, — Гробовщик подтолкнул к ней через стол глиняный горшочек с печеньем, и вся фантазия Тессы рухнула, вместе с выстроенными ее сознанием черно-белыми замками.

Она закрыла ладонью глаза и в отчаянии покачала головой. Тесса сама не верила в то, что могла произнести даже эти слова, а он еще и издевается. Она даже не была уверена сейчас, смотрит ли Гробовщик на нее.

— Я не об этом. — Несмотря на то, что пурпурный румянец залил ее щеки, Тесса все еще терпеливо пыталась объяснить, о чем именно шла речь.

— А ты ждешь от меня чего-то другого? Уж расскажи мне, непонятливому, чего именно.

Ей показалось, или улыбка действительно перевернулась, превратившись в печальную маску? Щеки Тессы, казалось, уже не могут быть краснее, но они вспыхнули, словно к коже приложили раскаленный металл. Гробовщик требовал от нее невозможного — назвать словами действия, о которых и думать-то было пределом развращенности.