Мейсон стиснул зубы, и ручка вернулась к блокноту.
– Извините. Продолжим.
Я рассказала ему о планах Паоло порыбачить, о семье на другой лодке, о том, как Паоло нырнул за их ключами. Андре спросил, видела ли я раньше эту семью, поинтересовался маркой их лодки.
Я все это уже проходила. Мое выражение лица, должно быть, ответило на половину его вопросов.
– Хм, ладно. – В его голосе звучало недоверие, но я не видела, во что тут можно было не поверить. – Есть моменты ночи, которые вы не помните?
– Наверное.
– Вы помните, как ложились спать? Мистер Феррера был с вами, когда вы ложились спать?
Мне стало жутко от того, в чем собиралась признаться.
– Этого… я не знаю.
Короткий кивок.
– Как часто вы забываете, что произошло накануне?
Что-то в этом вопросе заставило мое сердце забиться быстрее, как на резком повороте или как на экзамене, к которому не готовился. Всплыли все тревожные кошмары, связанные с неподготовленностью, с беспомощностью. Мои руки были скользкими от пота. В глубине моих глаз горел багровый гнев.
Почему же я не могу вспомнить? Мейсон задал разумный вопрос, но я чувствовала, что ко мне относятся чудовищно несправедливо. Я знала, сколь ненадежными могут быть воспоминания, как они искажаются и разбиваются на отдельные фрагменты и как все эти искажения могут перерасти в серьезные неточности. Тем не менее я доверяла своей памяти – стальной клетке, одинаково надежной на высших точках мании и в глубинах депрессии. Да и алкоголь никогда не мог лишить меня ни одного воспоминания – даже если позже я жалела об этом.
Ночь на борту парусника была другой. Я вспомнила вкус вина и дрожь в ногах от мягкого покачивания лодки. Я вспомнила, как опустилась тьма, а потом – ничего, словно мой разум был компьютером, который кто-то взломал, чтобы удалить один конкретный файл.
– Нечасто, – наконец ответила я.
– Вы выпивали?
«Снова за свое», – подумала я.
– Только немного вина. Стакан или два.
Не настолько много, чтобы стереть воспоминания или остановить их формирование. Я представила, как напряглись мускулы на руках Паоло, когда он откупоривал бутылку, а потом небрежно опустил штопор в карман. Он должен был исчезнуть, когда я уже вырубилась. Все внутри меня сжалось от этой мысли. Вернее, от того кошмара, о котором я едва могла позволить себе думать.
Мои руки вспотели, и я почувствовала, как дрожит моя челюсть. Я уставилась на столешницу, и неожиданно мне захотелось удариться об нее лбом.
Детектив Мейсон в который раз слегка прищурился.
– Вы упомянули в разговоре с полицией на месте преступления, что у вас вроде как заходила речь о вашем предыдущем парне?
– О.
Мои брови взлетели. Я выпила вторую чашку кофе и поставила ее на стол.
– Да, но это была просто глупость. Ничего особенного. Никак не настоящая ссора.
– Мистер Феррера был расстроен после этого вашего разговора?
Я не могла удержаться, чтобы не закатить глаза.
– Если только на какую-то долю секунды. Это не так уж и важно, по правде говоря.
– Быть может, расстроились вы? – Глаза Мейсона сузились еще больше.
Кончиком пальца я нащупала шрам от наручника на левом запястье. Слез еще не было. Они все еще были глубоко, под страшным гнетом всей этой вынужденной концентрации.
– Вы можете сделать из мухи слона и назвать это аргументом. Понимаете, о чем я? Вы можете спрашивать меня снова и снова – все останется по-прежнему.
Один росчерк. Снова кивок.
– Вы принимаете лекарства по рецепту? Те, что вы принесли на борт.
Я была готова к этому вопросу.
– Я принимаю их, да. Паоло никогда не принял бы мои лекарства. Мы не использовали их для развлечения. Он почти не пьет. Я имею в виду, он работает как… – Я запнулась. – Он много работал. Он не был таким вот любителем алкоголя и развлечений.
– Лекарство вы принимаете из-за биполярного расстройства. Верно?
– Все так. Это антидепрессант. Мне поставили диагноз «Биполярное расстройство II».
– Два? Вы можете это объяснить?
Что именно нужно было объяснять?!
– Это значит, я никогда не впадаю в маниакальное состояние. Нет дней без сна, нет галлюцинаций. Просто депрессия, а иногда то, что они называют гипоманией. То есть я могу завестись.
– Имеете в виду – выйти из-под контроля?
Я покачала головой.
– Нет. Я достаточно сказала.
– Значит, потом вы просто заснули? – спросил мужчина, изображая некоторое замешательство. – Завелись, но заснули нормально? Вы привыкли быть на воде?
– У меня не было гипомании в ту ночь. Я не была в таком состоянии уже несколько месяцев.
Андре Мейсон перевернул страницу и стал расспрашивать меня о пробуждении и возвращении на пристань. Когда мы закончили, я все еще чувствовала запах его ужасного одеколона.