Когда Модьун закончил, судья посмотрел на адвоката.
– Есть вопросы к вашему свидетелю, сэр?
– Нет, – был ответ. – Я, действительно, не вижу смысла в том, чтобы терять время, продолжая судебное разбирательство.
– Я согласен с вами, – сказал судья.
После этого он повернулся к арестованным.
– Встать! – скомандовал он.
Четверо обвиняемых нерешительно встали.
Судья продолжал:
– Ваша вина установлена этим свидетелем, – начал он.
– Эй! – громко сказал Модьун.
Судья не обратил внимания и уверенно продолжал:
– Я приказываю, чтобы вас четверых отвели в камеру…
– А как насчет присяжных? – закричал Модьун. – Это же суд присяжных.
– … и держали там одну неделю, пока вы будете ждать ответа на апелляцию в верховный суд. Если верховный суд вас не помилует, то ровно через неделю с этого дня вы будете расстреляны группой стрелков, использующих оружие N.
Он махнул рукой полицейским, которые стояли рядом с заключенными.
– Уведите осужденных, – приказал он. Теперь он повернулся к Модьуну и сказал вежливым тоном:
– Я хочу поблагодарить вас за честные показания, которые помогли установить истинную виновность четырех осужденных, и нам теперь необходимо провести дальнейшую бюрократическую процедуру.
– Да, – с сомнением сказал Модьун.
«Я сделал все, что мог», – так казалось Модьуну. Не нужно делать ничего больше, просто дать событиям идти своим чередом.
Но весь остаток дня судебного заседания тело Модьуна оставалось неприятно разгоряченным. Это, конечно, результат безрассудства его желез, которое не мог выносить идеальный с точки зрения философии мозг. Что касается привязанности его тела к Руузбу и остальным, то самым нелепым выглядело то, что Модьун встретил их совершенно случайно.
«Я не выбрал их за особые качества, которые потом обнаружил в них».
В день выхода из-за барьера Модьун остановил автомобиль с четырьмя пассажирами и занял одно из двух свободных мест. Вот и все. Не было разницы между этими четырьмя в автомобиле и любыми другими людьми-животными.
Модьун убеждал себя, что это реальное отображение его отношений с ними.
Но его тело все еще оставалось разогретым более, чем обычно.
На четвертое утро после судебного разбирательства раздался звонок. Когда Модьун открыл дверь, там стоял офицер-гиена в форме. Он был вежлив и сообщил, что «четверо осужденных получили отказ в ответ на апелляцию верховному суду. Суд настаивает, чтобы главному свидетелю сообщили о решении».
Модьун собирался поблагодарить и закрыть дверь, когда почувствовал, что его лицо сильно покраснело от такой новости. Он поспешно сказал:
– Я хочу посетить осужденных перед казнью. Это можно организовать?
– Я буду счастлив навести справки от вашего имени и сообщу о решении, – сказал офицер.
Оказалось, что Модьун может. Ему разрешат посетить осужденных накануне казни
– вечером шестого дня после судебного разбирательства.
Модьун должен был согласиться, что во всем этом деле они ведут себя очень любезно и законно. Его прежнее чувство, что за всем этим стоит какой-то хитрый план, направленный против него, казалось, было неправильным.
Снаружи тюремная камера выглядела просто, как спальня, но туда вела дверь, запертая на засов. Перед дверью сидел гиена-караульный. Он внимательно прочитал письменное разрешение Модьуна на посещение и потом отпер дверь, подождал, пока тот войдет, и запер ее за Модьуном.
Прошло несколько минут, в течение которых помещение казалось пустым, потом с низкой койки спустилась пара ног, и Неррл сел с приглушенным восклицанием:
– Господи, посмотрите, кто здесь!
После этих слов быстро появилось еще три пары ног, и еще трое людей-животных, знакомых Модьуна, встали с низких коек. Все четверо подошли и пожали руку посетителю.
Оглядевшись, Модьун увидел, что это помещение отличается от других спален. За дальней линией коек был альков. Там стоял стол и знакомое оборудование столовой.
После краткого осмотра Модьун робко сказал:
– Я решил, что лучше зайти попрощаться.
Большая слеза скатилась по щеке Руузба. Он был бледен и выглядел не очень хорошо. Его щеки ввалились.
– Спасибо, дружище, – сказал он сдавленным голосом.
Модьун посмотрел на него с заметным удивлением.
– В чем проблема? – спросил он. – Каждый должен уйти, раньше или позже. Так почему не сейчас?
Он поправил себя:
– То есть, почему не завтра?
После его слов наступило молчание. Затем Дуулдн вышел и стал перед Модьуном. На щеках его горело два больших розовых пятна. Он глотал слюну и, очевидно, едва сдерживал себя.
– Приятель, у тебя странные взгляды.
Он нахмурился и продолжал:
– Модиунн, я никогда раньше не встречал обезьяны, похожей на тебя. Ты сидел в кресле свидетеля, наговаривая на нас.
– Правда – есть правда, – защищался Модьун. В этот момент он понял, что замечание человека-ягуара не было дружеским.
– Ты не сердишься за то, что случилось? – спросил Модьун.
Румянец поблек. Дуулдн вздохнул.
– Я сердился. А потом подумал: «Это же мой милый глупый друг, обезьяна, она снова кладет палец в рот». И злость прошла. Правда, друзья? – Он посмотрел на своих товарищей по несчастью.
– Правда, – мрачно сказали Неррл и Иггдооз. Руузб молча смотрел в пол и вытирал глаза.
Их точка зрения была такой бесперспективной, что Модьун почувствовал, что должен перевоспитать их.
– Сколько вам лет? – спросил он каждого по очереди. И впервые узнал, что их возраст колебался от двадцати шести до тридцати трех: Руузб оказался самым старшим, а человек-гиппопотам – самым младшим. Так как они были людьми-животными, они могли прожить около шестидесяти.
– Итак, – рассуждал Модьун, – вы все прожили, грубо говоря, половину нормальной жизни. За оставшуюся половину едва ли стоит бороться.
В ответ на такой аргумент люди-животные озадаченно посмотрели на него. Наконец, человек-лиса сказал взволнованно:
– Подумать только, что я здесь, в таком ужасном положении, потому что пытался быть твоим другом.
Человек был поражен. Он не понимал, какая связь могла существовать между этими двумя обстоятельствами.
– Вы намекаете, – проговорил он, потрясенный, – что здесь есть причинно-следственная связь? Это не так. Вы сделали то, что считали нужным, а потом люди-гиены сделали то, что они считали нужным. Подходя к событиям с точки зрения рационального мышления, можно понять, что эти два события не связаны. Что-то в вас говорит вам, что здесь есть связь. В действительности же ее нет.
Модьун видел, что его не понимают. Его друзья просто потупили взгляды и казались еще более несчастными, чем когда-либо. Он почувствовал внезапную жалость к ним и продолжал:
– Вы должны понимать, что никто не смог узнать смысл жизни. Поэтому каждый вид должен быть сведен к малой группе, в которой каждая личность несет в себе всю совокупность генов расы, то есть полную генетическую наследственность, – и ждать! Так как на Земле остается много представителей вашей породы, нет причины, по которой вы должны дорожить своим существованием. Очень возможно, что в этом путешествии вас все равно убьют.
Караульный громко постучал в дверь, когда были произнесены эти слова.
– Всем посетителям выйти! – закричал он через окошечко в металлической двери.
– Один момент, – попросил Модьун и повернулся к друзьям. – Ну, что вы думаете?
Большая слеза скатилась по щеке Руузба.
– Прощай, друг, – сказал он. – Я не знаю, о чем ты говоришь, но думаю, у тебя добрые намерения.
Он протянул руку.
Модьун вздохнул, когда посмотрел на Дуулдна.
– Я должен согласиться, что, если у вас такие чувства, то вам лучше пойти со мной, когда я выйду, – сказал он. – Не стоит проходить через то, чему вы так сильно сопротивляетесь. Я скажу властям, что вы считаете приговор неприемлемым. Ведь так?