Он сказал:
– Я требую, чтобы суд шел по правилам, установленным человеком.
Последовала долгая пауза. Наконец, судья подозвал к себе прокурора и адвоката. Трое беседовали шепотом. Потом два юриста возвратились к своим столам. Когда они сели, судья любезным тоном обратился ко всему залу заседаний и сказал:
– Так как показания этого свидетеля являются важными, мы решили согласиться на примитивную процедуру, к которой он привык у себя дома, в Африке.
После этого он повернулся к Модьуну и сказал с упреком:
– Я искренне надеюсь, что потом вы извинитесь перед защитником за оскорбление, которое вы нанесли ему публично.
Он продолжал вежливо:
– Какая процедура вас устроит, мистер Модьун?
– Правильно… – начал Модьун.
– Там, откуда вы прибыли, – вставил судья.
– … существует процедура, давно установленная человеком, – продолжал Модьун. – Она заключается в том, что прокурор должен задать мне ряд относящихся к делу вопросов, и каждый раз ждать моего ответа.
– Какого рода вопросы? – спросил человек-гиена на скамье, который был готов отступить, но находился в растерянности.
– Сначала нужно спросить мое имя, – сказал Модьун.
– Но мы знаем ваше имя, – последовал удивленный ответ. – Оно же написано здесь на повестке.
– Такие факты должны устанавливаться во время непосредственного допроса, – твердо сказал Модьун.
Судья засомневался:
– Такой метод может задержать нас здесь на весь день.
– Может быть, даже на неделю, – согласился Модьун.
Почти все находящиеся в зале заседаний вздохнули.
А судья, мгновенно забыв о вежливости, резко ответил:
– Невозможно!
Но после другой паузы он обратился к прокурору:
– Приступайте.
Человек-гиена, исполняющий роль прокурора, вышел вперед. Он выглядел неуверенно. Тем не менее, он задал главные вопросы:
– Как ваше имя?
– Действительно ли вы обезьяна из Африки?
– Вы тот, кого обвиняют в том, что он нелегально проник на борт корабля?
– Знаете ли вы, в чем обвиняют подсудимых?
При этом вопросе Модьун впервые попытался сопротивляться, беря на себя одновременно роль и свидетеля, и защитника.
– Я протестую против этого вопроса, потому что то, в чем обвиняют подсудимых, не является преступлением по законам, установленным человеком прежде, чем люди отступили за барьер и оставили остальную Землю своим друзьям, людям-животным.
Так аргументировал свою точку зрения Модьун. Он продолжал:
– Если это и проступок, то только незначительный, и возможное наказание за него – заключение в каюте не больше, чем на два-три дня.
Когда он дошел до этого места, его прервал судья, который сказал, что по его определению подсудимые совершили уголовное преступление, караемое смертью.
– По определению? – спросил Модьун.
– Да, – был ответ.
– Покажите мне это определение, – сказал Модьун.
Служащий суда, человек-гиена в лоснящемся черном костюме и рубашке с высоким воротником, имеющий ученый вид, принес книгу, в которой в главе 31 на странице 295 в параграфе 4 строка 7 начиналась словами: «… следует считать уголовным преступлением, которое карается тюремным заключением, штрафом или смертью».
– Разрешите посмотреть, – попросил Модьун.
Служащий посмотрел на судью, спрашивая согласия, и, когда тот кивнул, передал том человеку. Модьун перечитал строки, посмотрел последний лист, прочитал то, что было там, победоносно посмотрел и сказал:
– Это не тот закон, который создал человек, а неправильная и неприемлемая редакция меньшинства из людей-животных – людей-гиен.
Гиена-судья сказал:
– Я заявляю, что закон правильный и пригодный.
Его голос стал значительно менее вежливым.
– По моему мнению, – продолжал Модьун, – вы должны признать подсудимых невиновными на том основании, что преступление не доказано.
– Я хочу задать вам один вопрос, – сказал судья. – Вы собираетесь давать показания или нет? Если нет, то, пожалуйста, освободите место свидетеля.
Он говорил с раздражением. Едва ли был подходящий момент, чтобы уйти, поэтому Модьун сказал:
– Я буду давать показания, но я оставляю за собой право снова поднять этот вопрос, когда придет время.
Судья повернулся к гиене-прокурору.
– Продолжайте допрос важного свидетеля, – сказал он.
– Как вы попали на борт этого корабля? – спросил прокурор.
– Я прошел по космодрому к одному из нескольких сотен входов. Подошел к подъемнику. Он поднял меня примерно на сто этажей, и я вышел из лифта в коридор. Я был убежден, что благополучно поднялся на борт корабля, и это оказалось правдой, – закончил Модьун.