Об этом, собственно, и речь.
И в этом смысл всего того,
Что так встревожило его
Теперь.
И он к Па-де-Кале
Идёт не как скала к скале,
А к человеку человек.
Всё тем же курсом — на Дюнкерк,
Всё с тем же чувством, как тогда…
Года — как за грядой гряда,
Шаги — как за волной волна.
Поводырём ему луна
И голос всех отважных, тех,
Кто под траву ушёл, под снег
Там, на второй передовой.
5
И вот уж голос их травой
Восходит у его сапог:
«Спасибо, что тогда помог
И что пришёл сюда сейчас.
Остановись, послушай нас,
У наших надмогильных плит.
Не всем же бронза и гранит,
Не всем же память во весь рост,
Лицом на зюйд, на вест, на ост.
Не всем, поскольку знаем: всем
В пределах наших двух систем
Не хватит камня и литья,
Чтоб нас поднять из забытья,
А хватит — тесно будет им
От нас, загубленных — живым,
Так много здесь погибших нас,
Парней, шагнувших за Ла-Манш,
Но трижды больше ваших
Там —
По всем дорогам на Потсдам.
Да что там трижды — во сто крат.
Спасибо вам за Сталинград,
За Курск, за Днепр,
За встречный тот
Удар с привисленских высот.
Когда б не вы — нам всем — каюк!
Вот почему ты вправе, друг,
Стоять, как ты сейчас стоишь,
Чтоб Лондон видел и Париж,
Чтоб запад знал
И знал восток,
Какой ты памятью высок,
И что тебе ещё расти.
Пусть будет так.
Но ты учти,
Нам тоже не одни холмы.
Мы — прах не просто,
Почва — мы.
Ты — у вершин,
Мы — у корней.
Тебе — видней,
А нам — больней
И тяжелей день ото дня.
Кто там сказал: „В тени огня“.
Кто там сказал: „В тени ракет“.
Да будь он трижды президент,
Безумец он.
Иди к нему
И подскажи его уму:
В такой тени,
В огне таком,
Чуть что, всё небо кувырком,
И вся Земля, как головня.
В предчувствии того огня
Болят все кладбища — скажи —
Окопы все и рубежи,
Болят на весь двадцатый век,
Как перед бурей у калек
Болят обрубки ног и рук…
Нельзя, скажи, на третий круг,
За крайний край, за Рубикон
Нельзя!
И это — как закон,
Как просьба всех корней и губ.
Квадрат огня, теперь он — куб,
Теперь он больше, чем сама
Земля,
И больше, чем с ума
Сойти — сойти за ту черту,
Где бездна ловит пустоту,
Где шар земной — как не земной,
Не шар — а череп под луной.
Летит — безбров, безглаз, безнос.
И — не червя… Такой прогноз
Прими как SOS, как наш набат,
Опереди крылатый ад
И упреди как наш посол.
А явь ли это или сон? —
Не так уж важно. Важен мир,
Как первый твой ориентир,
Держись его по ходу звёзд.
Тебе опорой — лунный мост
С материка на материк,
Иди давай, иди, старик,
И твёрдо знай: не подведёт…»
6
И — представляете — идёт!
В одном лице — отец и сын,
Всем исполинам исполин,
В одном лице — жених и муж,
В одном родстве на весь Союз.
Идёт над бездной,
Под луной.
Четыре ветра за спиной
В порыве парусных веков —
Походка легче облаков,
И ход стремительней луча,
А сбоку правого плеча,
На удаленье небольшом
Звезда полярная с ковшом
По ходу вечности на вест
Перстом указывает: есть,
Есть, есть он, двадцать пятый час!
Уже давно фонарь погас
На башне Эйфеля, давно
Биг-Бен дозорное окно
Не поднимал из-за спины
И сам давно сошёл с волны…
И вот уж, вот — левей, правей —
Под своды бронзовых бровей
Вплывает мощно берег тот…
Солдат честь флагу отдаёт
По форме всей и лишь потом
Спокойным шагом входит в дом,
Опередив на шаг рассвет:
«Прошу прощенья, президент,
Что рано потревожил вас.
Такой уж, извините, час —
Час памяти. А кто я есть,
Как видите, из бронзы весь,
И никаких таких камней
Вот здесь, за пазухой моей.
Я — чрезвычайней всех послов
И с вами говорю со слов
Не только наших — ваших всех,
Кто под траву ушёл, под снег,
Ушёл за всех живущих вас.
Я двадцать миллионов раз
Там, в полосе военных лет,
Убит.
А это, президент,
Не просто цифра в семь нулей.
Представьте в памяти своей —
За миллионом миллион —
Всех тех, кто был испепелён,
Расстрелян иль ушёл ко дну…
Представьте всех по одному,
Не в общем свете бытия,
А как своё в момент бритья
Лицо,
И где-то за лицом
Себя представьте мертвецом
Все двадцать миллионов раз.
Представьте: землю рвёт фугас.
Не чью-то там, а вашу,
Здесь,
И кровь течёт фронтально, взрезь.
Ни чья-то там, ни где-то там,
А тут, по этим вот цветам,
Течёт и вдоль и поперёк…