ГОЛОС ВО СНЕ
«А яблонька, Коля, уже зацвела,
Что ты посадил на рассвете,
Когда на войну я тебя собрала,
Она доросла до повети.
Как солнце закатится, станет темно,
За выгоном ветер проснётся,
Она подойдёт, постучится в окно.
Не ты ли вернулся, сдаётся».
«Снежинки кружатся доверчиво, мерно…»
Снежинки кружатся доверчиво, мерно,
Должно быть, над Гжацком, над Курском,
наверно.
Над лесом, над полем — просторно и свейно.
Кружатся, кружатся снежинки над Веной,
Садятся на башни, на крыши, на плацы,
На кепи французу, за ворот британцу,
На плечи, на шляпы тирольцу и венцу,
А русскому прямо — на память, на сердце.
А в сердце солдатском, как солнце в оконце,
Родная с ведёрком стоит у колодца
И смотрит, и смотрит за горы Карпаты.
И нет у любви материнской заката.
«Под Веной лес. Там синь озёр…»
Под Веной лес. Там синь озёр
И тень, и солнце там.
Он с давних пор сбегает с гор
К дунайским берегам.
А по легенде, по молве,
Бродил сам Штраус тут
И звуки брал в листве, в траве,
Как ягоду берут.
И щебет птиц, и всплески вод
Его наполнили. И вот —
Смычка полёт! Рассветный вальс
Доносит звуки эти
В ладонях памяти до нас
Из прошлого столетья.
«Уезжал с ребятами…»
Уезжал с ребятами,
Выхожу один.
Завершалась ратная
Служба, гражданин.
Никого на станции,
Редкие столбы.
Десять вёрст — дистанция
До родной избы.
Вот я на пороге.
Мамины уста.
Тыщи вёрст дороги,
Как одна верста.
КОРШЕВО
Моё родное русское село.
Я в нём родился всем чертям назло
И в нём возрос. Оно всего превыше
Я из него пешком однажды вышел,
А дальше подхватили поезда.
Мой взгляд — оттуда, а душа — туда.
«В нашей иль в другой какой округе…»
В нашей иль в другой какой округе
Мало стариков, одни старухи.
В сумерки идут — идут, не жалуются.
Так их вдовья жизнь и продолжается.
Стариков не видеть им седыми,
Старики погибли молодыми.
«А девчата цветут. Ну да что им, девчатам…»
А девчата цветут. Ну да что им, девчатам.
Их любовь не открыта еще, не почата,
Их любовь, как река по весне, прибывает.
— Тётя Катя, споём? — и она подпевает.
— Тётя Катя, пойми… — и в смешном нетерпенье
Все секреты свои отдают на храненье.
Отдают. И совсем невдомёк озорницам,
Что ей тоже, ей тоже ночами не спится.
Ночи длинные, вдовьи, бессонные ночи.
Их одной не согреть и не сделать короче.
Даже годы бессильны, бессильна усталость.
Ведь в душе ещё много улыбки осталось
И тепла одинокого бабьего лета.
Но кому это нужно? Не надо об этом.
«Как с полей откочует последняя вьюга…»
Как с полей откочует последняя вьюга,
Чернозём закипит, запарует под плугом
И проклюнутся первые, зябкие всходы.
В эту пору как раз своенравна погода.
В эту пору как раз зацветают веснушки,
Ещё стайками ходят девчонки-подружки
И ещё не расходятся в полночь попарно,
Потому что ещё нерешительны парни.
Но, глядишь, понемножку трёхрядка-гармошка
Их сведёт-разведёт по дорожкам, по стёжкам.
И под утро уснёт, не снимая рубашки.
А что будет потом, нагадают ромашки.