Юргис придвинулся поближе к лучине, развернул поданный женщиной берестяной свиток и углубился в нацарапанные на внутренней стороне греко-славянские, похожие на руны викингов, письмена. Описание начала государства Ерсикского. Составленное, похоже, со слов какого-то героя либо сказителя.
«…И святитель развернул перед ним изукрашенное зеленым и бурым полотнище. Как бы вид земли с птичьего полета. Меж пестрыми пятнами — излучины большой реки: Даугавы. Хотя и названа река именем Рудона…»
«Рудона, значит, наша Даугава, — сообразил Юргис. — В трудах мудреца древних греков Птолемея Рудона упоминается. Стало быть, имелся у полоцкого святителя Симеона список с Птолемеевой книги…»
Он взял второй свиток.
«…От брака киевского князя Ярослава с королевной викингов Ингихертой родился княжич Виссивалд. В его дни викинги поселились в плативших дань Полоцку городах Кокнесе и Герциге. Числом викингов было мало, и они брали себе жен из латгальских видных людей. И со временем слились с ними, как сливаются ручьи в реку…»
В третьем уже говорилось прямо о Ерсике.
«…Князь Владимир отдал Полоцкий удел сыну своему Изяславу. Поклявшись в верности богу и своему господину, Изяслав принялся выполнять отцовы заветы. Слал он гонцов в крепость Летьголы, что на Двине, меж оврагом Ручай и ручьем Исток, рекомая Герзак, в память викинга по имени Герзкр, что означает — муж сей бывал на Руси…»
Четвертый свиток перекликался со вторым:
«…В 854 году от рождества господа нашего Иисуса Христа пошел воевать земли на полдневном берегу король викингов Олаф со своими рыжими германцами. Он захватил Апульскую крепость, но литовские и куршские воины его прогнали. И курши, играя, катали отрубленные головы рыжеволосых…»
«…В сильном и преславном торговом городе северных морей Хайтхабе выгружали товары, привезенные вдоль побережья Северного моря, из земель Готских и Саксонских, и далее везли к викингам, вотам и славянам».
И вот — полуобуглившийся свиток с совсем уже стершейся надписью. Юргис разобрал в ней лишь отдельные места:
«…тогда крепостной ремесленник правителя… приделал… к серебряным монетам красивые ушки, и правитель, пируя, вешал их себе на шею…»
— Прочитал? — Хранительница свитков заменила сгоревшую лучину на новую. — Что же сулят нам письмена? Какие наступят перемены для людей и всего света?
— Здесь о будущем не сказано. Тут — о предтечах герцигских владетелей, об одном русском князе, о ремесленнике-умельце…
— Только-то? — Женщина глянула на Юргиса с нескрываемым удивлением. — А ты все точно знаешь, как читать надо?
— Про такие письмена, как здесь, все знают. Тут речь о былом, давно минувшем.
— Ну, а тут? — Нагнувшись над лубяным коробом, старуха порылась в тряпье и вытащила сложенную в несколько раз, испещренную цветными разводами кожу. — Вот это, завернутое в заморский платок, доставил однажды герцигской владетельнице католический монах, он провожал епископа Альберта на встречу с князем полоцким в новый замок владетеля Висвалда. Там надлежало им заключить соглашение о свободном плавании по Даугаве. Это послание прочитал владетельнице в ее покоях тот, кто привез его. Владетельница выслушала, а когда чтец закончил и произнес «аминь», супруга Висвалда и мать его детей швырнула лист на пол, растоптала его ногами и приказала мне убрать его и сжечь. А я вместо того спрятала его в своей укладке.
«…Во имя Троицы святой и нераздельной… Мы, Альберт, милостью божией епископ рижский, покорный служитель людской в делах веры…»— без запинки прочитал Юргис две первые строки в верхней части листа. Дальше шло место перегиба, вытершееся, в два пальца шириной, где все, некогда написанное, было словно счищено скребком.
Зато в средней части листа буквы можно было различить, и они складывались в описание того, как правитель побежденной католиками Ерсики Висвалд в Риге, на кладбище при церкви святого Петра, «в присутствии благородных духовных лиц, рыцарей и купцов, и немецких, русских, ливонских знатных людей… опустившись на колени перед епископом, с покорностью просителя протянул к нему свои сложенные руки, кои епископ принял в свои…»
«…Город Ерсику, принадлежащий ему как удел, вкупе с землями и всеми принадлежащими сему городу угодьями, передал он… церкви святой богоматери приснодевы Марии. А тем своим данникам, кои уже приняли римскую христианскую веру, дарует он независимость… Как-то: городу Аутине, Цесвайне, а также землям, что переданы церкви…»