– У вас есть план? – продолжил тему виконт.
– Вы можете отказать Редмонду в благословении, – ответил Коннолл. – Это может дать мне дополнительно немного времени, чтобы убедить ее видеть вещи так, как их вижу я.
– Элоиза уже дала ей свое благословение. Мое в расчет не принимается.
– Может быть, следовало бы принимать в расчет, – сказал Коннолл, с силой втянув в себя воздух.
– Простите, приятель, но это гонка, в которую ввязался я. И я буду, благодарен, если вы воздержитесь от комментариев на этот счет.
Мысленно чертыхнувшись, Коннолл сделал несколько шагов по террасе.
– Приношу извинения. Просто… понимаете, одно дело – проиграть баталию, когда борьба ведется справедливо и условия для всех одинаковы. А это я не могу понять. Что, черт возьми, заставляет Джилли захотеть провести всю жизнь – ладно, пусть остаток его жизни – с графом Редмондом? Или даже с Дэпни?
– Я полагаю, что я объяснил…
– Нет, я понимаю предубеждение леди Манроу. Я не понимаю другого – почему Эванджелина настолько готова смотреть на все глазами матери. – Говоря это, он, разумеется, отдавал себе отчет в том, что на нее оказывает влияние только мнение матери. В течение всей жизни она только и слышала о бесполезности мужчин и о том, при каких условиях их можно терпеть. И любые перемены, которые ее отец пытался привнести, были совершенно незаметны и как бы не существовали вообще.
С учетом того, что Редмонд планирует сделать завтра, Конноллу дьявольски не хватало времени. Если их прелюдия, имевшая место в комнате для хранения мебели, никак ее не поколебала, то он, по всей видимости, уже проиграл. У него оставался всего лишь один вальс сегодня вечером. Чертовски важный танец!
Эванджелина посмотрела на дверь, ведущую на террасу, через которую вышли ее отец и Коннолл. Если Коннолл собирался исповедаться в своих грехах, чтобы форсировать брак, то он разговаривает не с тем родителем. И если он сделает такую попытку, она никогда ему этого не простит.
– … проводит слишком много времени с вами в последнее время, – произнес граф, беря ее за руку. – Они повернулись, отошли друг от друга и воссоединились снова. – Этот приятель слишком много времени, по моему мнению, проводит во Франции.
Он был приблизительно на двадцать три года моложе графа.
– Я люблю путешествовать, – сказала она, главным образом для того, чтобы увидеть, как Редмонд на это отреагирует.
– Замужняя леди может путешествовать сколько ей угодно, – отреагировал он с точностью часов. – И есть еще другие выгоды при этом.
– Например?
– Возможность получить множество сладостных поцелуев, – выдохнул граф, когда они проходили мимо друг друга. – Вы переполняете меня желанием, мисс Манроу.
До Коннолла она слышала немало разговоров среди слуг, чтобы иметь представление о том, чем заканчиваются интимные отношения. Испытать их на деле и, более того, прочувствовать их – это совсем иное дело. И мысль о том, что лорд Редмонд окажется на ней, внутри ее, заставила ее содрогнуться.
Хотя, когда они осуществят брачные отношения, она может добиться, чтобы он более никогда к ней не прикасался. И тогда она могла бы путешествовать, посещать танцы, принимать друзей, читать или делать что-то еще, чего может пожелать замужняя женщина, и Редмонд будет не более чем мужчина, который живет в одном доме с ней и подает ей шаль.
Никакой потребности или желания вести беседу, целоваться или проводить долгие жаркие ночи в постели – у них даже не будет общей спальни, Эванджелина встрепенулась. Если она все это уже мысленно решила, тогда зачем она снова думает обо всех этих вещах и о Коннолле? Да, он лишил ее девственности менее чем полчаса назад, да, она почувствовала то, что он хотел заставить ее чувствовать, она была потрясена испытанными ощущениями. Но изменило ли это что-либо в реальности?
Его целью, по всей видимости, было дать ей понять, что он искусный любовник. Она уже раньше испытала его искусство поцелуя. Но дело не только в этом. Пока одна ее часть сердилась на него зато, что он мог изменить ее взгляд на всю жизнь из-за каких-то двадцати минут интима, другая ее часть хотела дополнительных двадцати минут с ним, а после этого – еще двадцати…
Эванджелина подумала, что если выйдет замуж за Редмонда, то сможет иметь любовников, но это как-то противоречило ее тезису о том, чтобы иметь с мужчинами как можно меньше дела. Чем дальше она от мужчин, тем больше свободы. Но сейчас из-за этого глупого Коннолла она вынуждена была спросить себя: свободы от чего?
В противоположной стороне зала ее мать наблюдала за тем, как они танцуют кадриль. У виконтессы не было любовных интриг, и, насколько Эванджелина могла догадываться, когда стала взрослее, мать предоставляла своему мужу, как она называла, «подарки по случаю дня рождения» не чаще, чем один или два раза в год.
– И вот сейчас этот мерзавец рядом с вашим отцом, – внезапно раздраженным тоном проговорил лорд Редмонд, не спуская глаз с двери, ведущей на террасу. – У меня есть право первого. Надеюсь, он это понимает.
Эванджелина повернула голову. Коннолл и ее отец возвращались с террасы, у отца было виноватое выражение лица, свидетельствующее о том, что он снова курил сигару. Что касается Коннолла, то он явно не испытывал ни малейшего чувства вины ни по какому поводу. Он пробежал взглядом своих голубых глаз по танцующим парам, увидел ее и улыбнулся.
Теплая волна распространилась изнутри до самых кончиков пальцев Эванджелины, вожделение набежало, словно летний бриз. О Господи! Неужели эта распутница и есть она?
Однако именно так и было. Всякий раз, когда Коннолл Аддисон пронзал ее своим взглядом, она хотела чего-то большего. Танец закончился, и она потянула партнера в сторону отца, а не матери.
– Лорд Редмонд, – сказала она, – я выйду замуж за того, за кого пожелаю выйти сама. Мои родители не могут принять за меня решение.
– Да, дорогая, конечно, конечно. Я это знаю. Просто мне не нравится, что этот щенок со смазливым лицом браконьерствует на моей территории.
Он не просто браконьерствовал – он сорвал приз в этой игре. Эванджелина подавила неожиданно набежавшую улыбку.
– Приятно любоваться на красивое лицо, – сказала она достаточно громко для того, чтобы это услышал Коннолл, – но я предпочитаю, когда меня обожают.
Редмонд схватил ее руку и покрыл пальцы влажными поцелуями.
– Я по-настоящему обожаю вас, мисс Манроу. Вы же знаете.
Конечно, она знала; он демонстрировал ей это при каждом удобном случае.
– Я знаю о ваших чувствах, милорд, – сказала она, высвобождая руку. – Вы никогда их от меня не скрывали. – Она искоса взглянула на маркиза. – Боже мой, я только сейчас поняла, насколько здесь жарко!
– Я сию минуту принесу вам напитки, – сказал граф, едва не зарычав на Коннолла, и ринулся в толпу.
– Я вижу, что мне все еще требуется некоторая практика, если Редмонд переплюнет меня в подхалимстве, – непринужденно заметил маркиз.
– Вы оба простите меня, – вмешался в разговор отец, – я оставлю вас, чтобы справиться, не требуется ли чего-нибудь леди Манроу.
Когда они оказались одни, Коннолл некоторое время внимательно смотрел на нее, и его взгляд обещал такие вещи, о которых, она понимала, он не дерзал сказать в переполненном людьми зале. Она ощутила тепло между ног. Боже милостивый!
– Как прошла ваша кадриль? – спросил он, поднимая голову, чтобы посмотреть в ту сторону, куда удалился Редмонд.
– Была короткой.
– Ага. Ты мечтаешь, стало быть, о более продолжительном танце?
– Не с лордом Редмондом, – пробормотала Эванджелина, протягивая руку, чтобы пальцами обхватить его теплый рукав. – Я не могу вспомнить, где находится стол со сладостями, – сымпровизировала она, чтобы скрыть возникшее желание коснуться его. – А ты?