Пытаясь снять раздражение, вызванное леди Манроу, Коннолл коротко улыбнулся:
– Вообще-то он весьма охотно поделился со мной этой информацией. Думаю, что его не слишком вдохновляет приветствовать в своем доме зятя, который на два года старше его самого.
– Гм… – Эванджелина посмотрела назад и нахмурилась: – Разве нам не надо было повернуть вон туда? Гайд-парк в той стороне.
– Мы не едем в Гайд-парк.
– Не едем? В таком случае, куда же мы едем? Надеюсь, ты не собираешься снова меня похитить?
Впрочем, судя по ее тону, она не казалась расстроенной. На лицо Коннолла снова набежала улыбка.
– Я вовсе не похищаю тебя сейчас, как не похищал и вчера вечером. Я организовал для нас интимную интерлюдию, против которой, насколько я помню, ты не возражала.
Ее щеки заполыхали, отчего Конноллу захотелось провести по ним пальцами.
– Должна признаться, что наша… интимная интерлюдия была весьма приятной.
– В таком случае ты не станешь возражать против повторения экспери…
Послышался громкий треск, и фаэтон бросило вбок и вперед. Коннолл интуитивно схватил Джилли и свободной рукой натянул вожжи. Левый передок фаэтона вонзился в землю, и они едва не были выброшены прямо на лошадей. Затем фаэтон снова дернулся, и они со скрежетом остановились.
– Ты не ушиблась? – крикнул он, поворачивая к себе ее лицо.
– Нет, – нашла в себе силы выговорить Джилли, ухватившись одной рукой за его руку, а другой – за сиденье.
Вокруг фаэтона сразу же стала собираться толпа, послышались громкие голоса, дающие советы – разумеется, совершенно бесполезные. Перепуганные лошади удвоили свои усилия и протащили фаэтон еще несколько ярдов.
– Перелезай через меня и спрыгивай на землю, – распорядился Коннолл. – Сможешь это сделать?
– Конечно. – Держась за его бедра и лацкан сюртука, она перевалилась через него и сумела спрыгнуть на землю.
Оставшись один, он обмотал вожжи покрепче, затормозил движение и спрыгнул вниз.
– Все в порядке, ребятки, – заговорил он как можно более спокойным голосом, подходя к ближайшей паре лошадей. – Молодец, Парис. Умница, Бенволио. Теперь успокойтесь.
Натянув вожжи, он сумел заставить их оттащить фаэтон с середины дороги. Передняя ось оказалась сломанной пополам. Черт побери!
– Подержи лошадей, – сказал он дородному мужчине, стоявшему у дороги, – пока я отвяжу лошадей.
Мужчина натянул посильнее на голову шляпу и шагнул вперед:
– Да, милорд.
Коннолл вернулся к лошадям и стал снимать хомуты. Со стороны Париса к нему присоединился, чтобы помочь, кто-то еще. Повернув голову, он увидел Джилли, которая ответила ему улыбкой и стала освобождать от сбруи беспокойную гнедую.
Сердце у него заколотилось. Само по себе желание помочь ему могло показаться логичным, но для женщины, которая заявляет, что мужчины в ее жизни играют роль не большую, чем слуги, он счел это весьма, знаменательным. Она явно менялась, как менялся и он.
До того как он встретился с Джилли, он никогда не думал, что отношения между мужчинами и женщинами могут быть иными, чем они были. Он знал лишь то, что никогда раньше не встречал женщину, которая могла заставить его задержаться с ней больше чем на одну ночь. До Эванджелины.
Когда у лошадей распустили подпруги, он взял поводья и повернулся к Джилли.
– Мы в двух кварталах от моего дома, – сказал он, залезая в карман, чтобы достать шиллинг и заплатить мужчине за помощь. – Не хочешь ли пройти пешком… – Его пальцы наткнулись на большой и твердый предмет с небольшими выступами.
Наполовину вынув руку из кармана, он посмотрел вниз. Бриллиант. Этот чертов проклятый бриллиант!
– Коннолл? – позвала Джилли, вопросительно глядя на него.
Встряхнувшись, он отпустил бриллиант и отыскал монету. Отдав шиллинг мужчине, он переключил все внимание на Джилли:
– Так мы пойдем?
Она подстроилась под его шаг, и Коннолл повел лошадей по направлению к Гросвенор-стрит.
– Что-нибудь случилось? Помимо поломки экипажа, я имею в виду.
– Проверь, что находится в моем кармане, – сказал он. – Смелей. Посмотри.
Нахмурившись и не спуская с него глаз, словно боясь, как бы из его сюртука не выскочила мышь, она сунула руку ему в карман. Через мгновение глаза у нее широко раскрылись. Она резко отдернула пальцы, словно обожглась.
– Что за…
– Надеюсь, это не ты его положила.
– Нет! Однако…
– Я тоже не клал его сюда. Я удивился, почему твоя мать захотела поговорить со мной перед этим.
– Она не могла положить фамильную ценность, к тому же очень дорогую, в чей-то карман.
– Альтернативой этому может быть лишь то, что я украл его у вас. – Коннолл задержал дыхание, пытаясь успокоиться. – Из того места, где вы его храните.
Джилли взвесила все аргументы и, наконец, сделала глубокий вздох.
– Зачем она сделала это? Ведь он стоит тысячи фунтов.
– Возможно, она рассчитывала на то, что обвинит меня в краже, – предположил Коннолл, пожав плечами. – Не знаю… Что я на самом деле знаю, так это то, что бриллиант действительно проклятый. Думаю, что, и ты это знаешь. Как знает и твоя мать. Если ее целью было обвинить меня в дурном поступке, она могла положить его в мой карман. Она хотела, чтобы со мной случилось несчастье. Но в результате этого ты могла погибнуть. Или мог погибнуть я, что огорчает меня в не меньшей степени.
Некоторое время Эванджелина шла рядом с ним молча. Коннолл не знал, какие мысли могли блуждать в ее голове, но, судя по всему, ей было о чем задуматься. Так же, как и ему. Если в его кармане будет находиться этот проклятый бриллиант, то каждая неуравновешенная лошадь станет для него потенциальной угрозой. И не только для него.
– Коннолл, – сказала Эванджелина, сцепив перед собой руки, – он ведь, в самом деле, проклят, да?
– Это могло бы быть цепью совпадений, но весьма и весьма странных. Посему, как я ни пытаюсь быть здравомыслящим и как ни чувствую себя смешным и глупым, я говорю: да, этот бриллиант проклят.
– Тетя Рейчел сказала, что когда кто-то владеет этим бриллиантом и потом вдруг сумеет от него избавиться, это принесет ему счастье. А если продолжать хранить его у себя, то случится несчастье.
– Я склонен зашвырнуть его в Темзу. – Коннолл споткнулся о кочку и больно ушиб большой палец на ноге. – Проклятие!
Эванджелина дотронулась до его руки, ее пальцы задержались на ней гораздо дольше, чем требовалось для того, чтобы убедиться, что он не упадет.
– Может, лучше я понесу его в течение некоторого времени?
– Это зависит от многих обстоятельств. Что в твоем понимании является несчастьем?
– Я не думаю, что здесь имеет значение мое представление о счастье. Или твое. Это счастье или несчастье для носителя независимо от того, понимает он это или нет.
Ее карие глаза были задумчивы и серьезны.
– Объясни, пожалуйста, – попросил он.
– В первый раз, когда я отложила его в сторону, я врезалась в твою карету. В то время я определенно не считала, что встреча с тобой принесет мне счастье в жизни.
– В то время? – переспросил Коннолл. – Означает ли это, что ты изменила свое мнение обо мне?
– Я знаю, что никак не ожидала, чтобы моя мать попыталась причинить мне несчастье. Я знаю, почему она поддерживает Редмонда, хотя прекрасно понимает, что он не может сделать меня счастливой. И я совсем недавно начала понимать, что я могу быть счастливой, общаясь с мужчинами. С другим сортом мужчин, чем она мне всегда рекомендовала. И что она опустила некоторые вещи, давая мне уроки замужней жизни. – Она бросила на него быстрый взгляд. – Но я еще не решила. Мне нужно подумать.
Пока они подходили к подъездной дорожке Аддисон-Хауса, ведя за собой Париса и Бенволио, Коннолл надеялся, что даст ей еще время для обдумывания. Когда он находился рядом с ней, он испытывал нечто вроде горячки, кровь словно закипала, он испытывал неодолимое желание овладеть ею. Было ясно одно: прежде чем он попытается соблазнить ее второй раз, нужно отделаться от окаянного бриллианта.