Живность всякую любил необыкновенно, держал дома попугаев и других птиц, позволяя им беспрепятственно порхать по комнатам, и вдобавок неизвестно где раздобыл обезьян.
Видимо, вот эта любовь к живому и передалась его детям — Елене и Павлу, а уж через них и внуку, Николаю Михайловичу. Уже будучи взрослым совсем, офицером, во время службы в Полоцком полку, где больше предавались разгулу и пьянству, чем службе, Пржевальский предпочитал уйти в лес, побродить в одиночестве, послушать птиц, поющих на воле, пополнить гербарий, который собирал тайком от товарищей.
В полку он окончательно расстался с мечтой, тщательно скрываемой и оберегаемой от развеселых товарищей. Как же долго носил он ее, готовился любою ценой добиться ее…
Ему снились затерянные в дебрях озера Африки с розовыми фламинго, причудливо изгибавшими шеи в прибрежных тростниках, зеленые холмы, покрытые девственными лесами, где то и дело раздаются пронзительные обезьяньи крики, бескрайняя саванна, в которой в тени зонтичных акаций пасутся жирафы… Так ему хотелось увидеть все это… И главное, найти истоки Белого Нила, на поиски которых уходило столько смельчаков. Уходили и исчезали бесследно.
Но нет, не суждено ему пройти по Белому Нилу и Африку увидеть тоже не суждено. Оп сделает больше. Гораздо больше!
Далеко на востоке, на границе Российской империи песет свои воды Амур. Там лежит край, почти так же мало исследованный, как и иные области Африки. О людях, что его населяют, о птицах и зверье, живущих в его лесах, почти ничего не известно. И прапорщик пехотного полка Николай Пржевальский подает по инстанции рапорт с просьбой перевести его на Амур.
Полковник, изучив внимательно рапорт, отправил его и корзину для мусора, а мечтателя-прапорщика — на гауптвахту на трое суток. Не в первый раз, однако, Пржевальский отбывал наказание. Вспыльчивый, нрава крутого и независимого был человек…
А цель свою и теперь мечту не оставил. Путь для него оставался один — через Академию генерального штаба. Хотя и понимал, разумеется: в академию тоже еще надо попасть, да и потом на Амур непросто будет пробиться.
1861 год начался с событий бурных, горячих. В феврале царь подписал манифест, где объявлял, что «крепостное право на крестьян отменяется навсегда». Но эти слова, несущие вроде бы свободу, обернулись самым бессовестным грабежом парода: больше пятой части крестьянской земли было отсечено в пользу помещиков, а за то, что крестьянину выделялось, его заставляли платить выкуп. Слова манифеста остались словами еще и потому, что в большинстве губерний крестьяне по-прежнему оставались в черной кабале у помещиков.
Волны народного гнева одна за другой накатывались на российскую землю. Царь приказал остановить их штыками и пулями…
Пржевальский в это время молод совсем, ему только-только исполнился двадцать один год, и кажется, он не вполне еще понимает суть происходящих событий. Обложившись книгами, занимаясь по десяти часов в сутки, готовится он в академию. Осень он встречает с уверенной, окрепшей надеждой.
А денег нет. Хоть и недалек Петербург, а добраться до пего все же надо. И жить в нем тоже надо на что-то. Не хотелось Пржевальскому одалживаться в полку, да и нужных денег вряд ли бы могли ему дать любящие повеселиться товарищи, но нашлась одна добрая душа, ссудила 170 рублей с тем, чтобы через месяц он вернул на сто рублей больше. А что сделаешь? Пришлось согласиться.
И вот он уже в академии, этот широкоплечий молодой офицер, смуглый, как его мать, и с такими же, как у нее, чуть вьющимися черными волосами. Только над правым виском серебрится ранняя прядь седины. Взгляд голубых глаз прям, открыт, независим. Он беден, у него по-прежнему пустовато в карманах, не всегда есть на что пообедать, но он полон сил и стремления превзойти все науки и добиться осуществления плана.
Память у него была изумительная. Показывал такой фокус товарищам: брал книгу, незадолго до того прочитанную, предлагал кому-нибудь раскрыть ее где угодно и прочитать на выбор несколько строк. А дальше уж читал по памяти сам страницу за страницей четко, почти не сбиваясь.
Учился прилежно, но не выставлялся, не проявлял понятного усердия, а все остальное время, частенько и ночь, просиживал над книгами о Дальнем Востоке и Лани, читал труды всемирно известных путешественников, ботаников и зоологов. Очень хорошо понимал этот молодой человек, что академия не может дать ему знаний, без которых потом невозможно никак обойтись, если уж он определил для себя путь открывателя новых земель.
Как странно, что тогда уже он ясно осознавал, что хотел, несмотря на юность свою, на такую далекую, казалось бы, недостижимую цель…
И все же из академии его чуть не выгнали. Была практика после первого курса, его направили в Боровичский уезд неподалеку от Новгорода. Где-то здесь, как раз в этих краях, родился Миклухо-Маклай. Пути его и Пржевальского пересекутся еще несколько раз и потом уже навсегда разойдутся.
За время практики Пржевальскому предстояло сделать геодезическую съемку, да только ему не до съемки сейчас. В лесной чаще раздаются крики вальдшнепов, возле озер и болот крякают утки — разве может равнодушно слышать их голоса сердце охотника!
Забросив планшет, позабыв о существовании теодолита и нивелира, с дробовиком в руках, надев высокие болотные сапоги, бродит молодой охотник по мхам и травам. Часто вспоминалось ему в это время родное Отрадное…
Попрактиковался он тогда с ружьем превосходно, было что вспомнить. Спохватился как-то, бросив взгляд на планшет, почти пустой первозданно, а уж все, пора возвращаться. Попытался было доделать работу хоть кое-как, да, так и не окончив, оставил. Спасла его только блестящая сдача устного экзамена по геодезии.
Пошел второй и последний курс академии. Теперь пылится на стенке ружье, Пржевальский с пером в руке за столом, заваленным книгами. Методично, день за днем пишет он первый свой труд «Военно-статистическое обозрение Приамурского края». О тех местах он прочел все, что мог найти в библиотеках, — книги, журнальные и газетные статьи. Он учился анализировать, сопоставлять, делать свои выводы.
Окончив работу, Пржевальский послал ее в Географическое общество. Это был уже второй шаг к намеченной цели, и Пржевальскому хотелось, чтобы его оценили.
Может быть, ему повезло, что «Обозрение» попало в руки Петра Петровича Семенова-Тяп-Шанского, а может, так и должно было случиться: Семенов, сам еще тогда молодой, хорошо помнил и понимал, как это важно для молодого человека — поддержка на первых порах, потому и взялся читать рукопись никому не известного Николая Пржевальского.
И вот, поглаживая окладистый бакенбард, Семенов пишет свой отзыв: «Работа основана была на самом дельном и тщательном изучении источников, а главное, на самом тонком понимании страны». Как же обрадуется Пржевальский, прочитав эти слова! Ведь если сам Семенов, великий открыватель и путешественник, разбивший теорию Гумбольдта о вулканическом происхождении гор Центральной Азии, если уж он оценил!
Но Пржевальский узнает об этом не сразу. После окончания академии его направляют в Варшаву взводным офицером в только что открывшееся юнкерское училище и одновременно с военной должностью преподавателем истории и географии.
Нет худа без добра: в Варшаве можно пополнить свои знания об Уссурийском крае и Азии. Теперь он поручик — в том же звании, до которого только и смог дослужиться отец.
Времени даром он не терял. Каждый день был уплотнен до предела. Вставал в четыре утра и нередко, боясь упустить и минуту, в одном белье садился за стол, где его ждали «Картины природы» Александра Гумбольдта и девятнадцатитомное «Землеведение» Карла Риттера.
Путь к пустыням и горам Центральной Азии лежал через лесные дебри Уссурийского края. Он вполне ясно давал отчет себе: чтобы добиться права на экспедицию а Азию, нужно доказать другое право — называться исследователем. Берега Амура и Уссури — вот где он должен испытать себя и доказать, что способен работать самостоятельно.
Вот тут-то он и узнает об отзыве Семенова на его «Обозрение», Семенов обещает Пржевальскому рекомендательные письма, другую поддержку, без которой в дальних краях вряд ли ему обойтись, только денег на экспедицию не обещает и просит понять, почему. По той же причине: надо сперва доказать, что он может организовать и провести экспедицию.