Комендант Яицкого городка полковник Симонов — генералу А. В. Суворову, 16 сентября 1774 года:
«Пугачев доставлен сотником Харчевым в ретраншемент на 15 число в саму полночь… Содержится под крепким караулом в оковах. Под караулом же и остальные 114 казаков шайки Пугачева. По городу тишина».
Протек ровно год с того момента, когда Емельян Пугачев, радостно принятый яицкими казаками, под развернутыми знаменами начинал свой поход от этих самых мест — от Бударийского форпоста и Яицкого городка…
И вот теперь он снова здесь — схваченный теми же казаками и переданный ими в руки властей. Под мрачные своды низкой палаты приземистой комендантской канцелярии его ввели четыре конвойных. Капитан-поручик Савва Маврин, чиновник Секретной комиссии, учинил первый допрос. Пугачев держался мужественно и стойко.
Из рапорта капитана С. Маврина П. С. Потемкину:
«Описать того не можно, сколь злодей бодрого духа и не устрашен ни мало…»
Не сразу дался Емельян и казакам-изменникам. Когда они повезли его с Узеней, окружив плотным кольцом, он сделал попытку вырваться. У речки при переправе, едва Чумаков поскакал наперед объявить оставшимся в стане, что царь-самозванец арестован, Емельян кликнул Творогова:
— Иван, подь-ка сюды!
Творогов подъехал верхом, и Пугачев сказал, что имеет нужду с ним поговорить. Они поехали рядом. Пугачев принялся опять увещевать старого содейственника:
— Что же вы делаете? Разве вам польза — меня потеряете и сами погибнете.
Но Творогов не захотел его слушать. Пугачев, оглянувшись, увидел, что казаки поотстали, и, чухнув лошадь, крикнул:
— Ну, прощай, Иван!
Своротя с дороги, он поскакал степью, мелким камышом.
Творогов закричал: «Ушел, ушел!» — и помчался вослед.
У Пугачева была худая лошадь, его скоро нагнали. Тогда он бросился с седла на землю, снял сапоги и побежал — хотел укрыться в густых зарослях камыша. Все тоже соскочили с лошадей, кинулись за ним и поймали, браня, кому сколько приходило на ум. А Емельян бранил их и грозился, поминая «наследника Павла Петровича»: дескать, воздаст он им «за своего отца Петра Федоровича III». Только сказки те уже не обманывали казаков…
Правда, Сидор Кожевников и Коновалов заступились за «батюшку государя», попросили его развязать.
Пугачев еще надеялся на верных людей и, когда приближались к форпостам, попросил собрать казачий круг.
— Что же вы со мной намерены делать? — спросил он.
— Намерены вести тебя с повинной в Яицкий городок! — закричали казаки.
— Напрасно, други мои, — сказал Емельян, но умолк, видя, что от многих здесь ему помощи ждать не приходится…
Но все-таки высмотрел он, что есть несколько человек, что стоят за него, к примеру Моденов. И когда остановились для корму лошадей, а Емельян увидел возле себя шашку и пистолет, по оплошности оставленные малолетком, вознамерился он еще раз вырваться из рук изменников. Схватив и шашку, и пистолет, он побежал прямо на Чумакова да Федульева с Твороговым, крича Моденову и прочим яицким, которых почитал за своих сторонников: «Вяжите их, старшин вяжите!» Уставя пистолет в грудь Федульеву, он спустил курок, но кремень осекся. А Федульев сам подбежал к Пугачеву с обнаженной шашкой. Емельян, отмахиваясь, стал пятиться. А в это время Бурнов ударил его тупым концом копья в бок. Емельян покачнулся, и Чумаков ухватил его сзади за руки. Тут уж его скрутили накрепко. Моденова до полусмерти прибили и оставили в степи, еле дышащего. Связали и Кожевникова. А жена и сын Трошка, которых везли в телеге, видели, как Емельяна берут под караул, но ничего не говорили, только сильно плакали…
В Яицком городке капитан Маврин затеял выставление Пугачева перед всеми жительствующими, «дабы разоблачить его, яко обманщика». И тут оказалось, что рядовые казаки еще весьма расположены к своему предводителю.
Из донесения капитана С. Маврина П. С. Потемкину:
«Ваше превосходительство, не видя, чувствовать сего не можем, что тут казаки делали, были почти вне уме, ибо, как видно, и тут еще в мыслях очарованы были».
Не такая уж «тишина» стояла в городке, как докладывал комендант Симонов. Приметя явное сочувствие к Пугачеву рядовых казаков, Маврин пресек показ пленника народу.
А 16 сентября в городок прибыл А. В. Суворов, чтобы доставить Пугачева в Симбирск. Через несколько дней в непогоду — дождь и слякоть — Пугачева, скованного по рукам и ногам, посадили в деревянную клетку и на двухколесной колымаге повезли под усиленным конвоем. 1 октября к вечеру он был доставлен в Симбирск.
Утром 2 октября в Симбирск прикатил из Москвы граф Панин. Здесь уже находились П. С. Потемкин и полковник Михельсон. Панин приказал привести к нему пленника.
Так народный вождь оказался перед «главным усмирителем».
Сколько было их, разных правительственных персон — князей, графов, генералов и полковников, — посылаемых всероссийской императрицей против «бунтовщика»! Незадачливый Кар и трусоватый Чернышев, осторожный Де-Колонг и деятельный Бибиков, нерасторопный Щербатов и докучливый Михельсон, и Голицын, Мансуров. Корф, Фрейман, Гагрин, Меллин, Муффель — нет им числа, немцам и русским, молодым и старым преследователям. Многие из них так и не увидели в глаза того, кто потряс всю дворянскую Россию. Сей же граф Панин встретился с Емельяном. И это была не первая их встреча. Четыре года назад, в 1770 году, когда Пугачев отличился в бою под Бендерами и его произвели в хорунжие, командующий русскими войсками Панин самолично огласил благодарность отличившимся казакам. И проскакал на коне перед строем. Он ничем не выделил тогда казака Пугачева. Но вроде бы скрестились их пути-дороги. Теперь же вновь свела судьба — стояли они сейчас лицом к лицу: Панин со свитой на крыльце дома, а Пугачев, скованный и охраняемый многочисленными стражниками, на середине двора.
А. С. Пушкин в «Истории Пугачева» описал эту знаменательную встречу народного вождя с Паниным так:
«Кто ты таков?» — спросил (Панин) у самозванца. — «Емельян Иванов Пугачев», — отвечал тот. — «Как же смел ты, бор, называться государем?» — продолжал Панин. — «Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон-то еще летает».
Пушкин далее пишет: «Надобно знать, что яицкие бунтовщики в опровержение общей молвы распустили слух, что между ими действительно находился некто Пугачев, но что он с государем Петром III, ими предводительствующим, ничего общего не имеет. Панин, заметя, что дерзость Пугачева поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды».
Передавая этот диалог между Паниным и Пугачевым, Пушкин использовал поэтическое предание. Народных легенд, связывающих имена Пугачева и Панина, известно много. В одной из песен говорится:
Подобного разговора между Пугачевым и Паниным скорее всего не было, так же как и того, который описан Пушкиным. Однако сиятельный граф на самом деле, увидев Пугачева, набросился на него с кулаками и жестоко избил его, скованного и лишенного возможности защищаться. В этом убеждает циничное признание самого Панина в переполненном злобой письме его к московскому генерал-губернатору М. Н. Волконскому: