- Я так испугался за тебя.
Грайс взяла его за руку и развернулась.
- Лучше смотри, как красиво.
Звездопад продолжался, небо сбрасывало свои украшения. Горящие камушки начали приземляться рядом с ними, и вскоре поляна была усыпана ими. Разве они не должны были погаснуть еще в полете или от дождя?
Грайс ощущала их глухие удары, оставляющие ничего не значащие ожоги. Кайстофер и Грайс держались за руки, смотря на то, как гаснут осколки космического мусора в мокрой траве, и как обнажается ночное небо.
Грайс сказала ничего не выражающим голосом:
- Я так люблю тебя. Ты - самое дорогое, что у меня есть.
Он сказал:
- Да.
Он крепче сжал ее руку, повторил таким же, ничего не выражающим голосом.
- Я тоже тебя люблю.
Такая особенная интонация, будто с ней говорил автоответчик.
Грайс подумала, что так они могли бы смотреть как рушится мир. Сколько шагов Касси отделяло их от этого? Если вдуматься, она всего лишь девчонка, пытавшаяся спасти своего отца. Настоящий план настоящей девочки, ничего особенного. Это ведь не комикс про суперзлодеев.
- Знаешь, почему я хочу стать президентом? - вдруг спросил Кайстофер. Он поймал в ладонь один из осколков, оставивший глубокий ожог. Грайс посмотрела на него. Его лицо освещалось редкими всполохами на небе. Сейчас он казался потерянным, усталым.
- Почему? - спросила Грайс.
- Потому что он может все. А я - ничего не могу. Как бог я - ничто.
Зайка и радужный король, подумала Грайс, умеющий из ничего создать что угодно.
- Я это знаю. Даже чтобы прийти за тобой мне понадобился он. И я его позвал. Я всегда его зову, когда мне нужно быть богом. И я решил, что если уж бог из меня никакой, то человек выйдет сильный и достойный. Я хочу стать кем-то важным. Не используя его.
И Грайс подумала, что так он признался ей в любви - показав ей что-то, что никому прежде не показывал. Она поцеловала его в щеку. На нее нахлынула удивительная, почти жуткая нежность к этому существу.
- Это достойная цель, - сказала она, наблюдая за тем, как падают перед ней горящие камушки.
Он сказал:
- Пора возвращаться домой.
Они двинулись сквозь лес. Случайные камни горели огнем более стойким, чем ему полагалось. Грайс видела, как пылают отдельные деревья, которые дождь не может затушить. Золото разгоравшегося пожара осветило Бримстоун. Грайс обернулась, чтобы в последний раз увидеть заброшенные домики. Интересно, когда здесь в последний раз играли дети?
Грайс и Кайстофер шли через лес.
- Красиво, - сказал он.
- Да, - сказала Грайс. - Ты никогда не задумывался о том, как невероятно велик Космос, о том, что нам нет в нем места нигде, кроме крохотной планеты в небольшой Галактике. Огромная пустота повсюду.
Кайстофер пожал плечами.
- Не знаю. В детстве я думал, что в Космосе есть много-много таких, как я. Мне нравилось представлять общество богов.
Он мягко держал Грайс за руку, и она послушно шагала за ним, наблюдая, как утихает, наконец, звездопад. Наверное, Кайстоферу было не слишком приятно на это смотреть. Другой он, ненавистный ему он, мог заставить звезды падать с неба. А сам Кайстофер хотел быть кем-то другим, больше похожим на человека.
Грайс не знала, что ему сказать. Дождь, наконец, перестал, и Грайс поняла, как замерзла. Когда они вышли из леса, уже начало рассветать. Небо покрылось серо-голубой эмалью, сияющей от надвигающегося солнца.
У обочины дороги стоял настоящий рейсовый автобус. Грайс увидела, как у его двери курит Аймили. Она вертела в руках толстую палку.
Аймили подскочила к Грайс и Кайстоферу, обняла их.
- Вы еще здесь? - спросил Кайстофер.
- Как мы могли вас бросить? - улыбнулась Аймили. Аймили постучала палкой по корпусу автобуса.
- Погрузили прирожденных убийц вот. Ну, они на карантине.
Лаис помахал Грайс рукой с места водителя. Рядом с ним сидел и Ноар, вид у него был сонный и довольный.
- А я за ними присматриваю. Вот палку себе взяла. Я-то знаю, что такое дисциплина.
Грайс нежно улыбнулась Аймили, она хотела сказать, что соскучилась, но слова застряли в горле.
- Мы пойдем к машине, - сказал Кайстофер. Он больше не держал Грайс за руку, это было неприлично. Она пошла за ним. Его белый «Бентли» еще пуще сверкал после дождя. В багажнике кто-то бился. Видимо, части Касси пытались проложить себе путь к свободе. В окне мелькнула белая нога Маделин, Грайс услышала приглушенный стеклом стон. Кайстофер и Грайс сели в машину, Грайс взглянула в зеркало заднего вида и густо покраснела. Дайлан и Маделин предавались жаркой любви на заднем сидении. Плечо Маделин уже было перебинтовано, а пулю Грайс увидела в бардачке, когда заглянула туда, лишь бы только не смотреть в зеркало заднего вида. Грайс так и представляла, как Дайлан сам вытаскивает из Маделин пулю, и оба они считают это органичной частью прелюдии.
- Я люблю тебя, - говорил Дайлан.
- Я кровоточу, - шептала Маделин. Грайс зажала уши и закрыла глаза, едва почувствовав, как машина тронулась.
Она и не думала, что после такой чудовищной ночи может чувствовать себя так хорошо.
Глава 15
Прошло два с половиной месяца с той суматошной ночи. И Грайс поняла, что слово "чудовищная" в ее голове как-то очень незаметно сменилось на безобидное, ничем не примечательное слово "суматошная", подходящее практически любой бессонной ночи.
За эти два месяца с половиной Грайс столько раз оказывалась в смертельном ужасе от параличей, ее столько раз тошнило кровью, и ее внутренности так болели, что ее встреча с Бримстоунскими девочками изрядно померкла.
Живот Грайс уже был заметен. Для матерей человеческих детей второй триместр считался самым благополучным, однако Грайс знала, что в ее случае он будет самым мучительным.
Кайстофер стал с ней очень осторожен. Ничто в мире не могло навредить ей, кроме ее ребенка, но Кайстофер казался обеспокоенным, взволнованным. Даже когда они были вместе, совсем вместе, синхронизировались, как он говорил, Грайс ощущала, как он переживает. Ей хотелось успокоить его, и когда они лежали, крепко обнявшись, совершенно вместе, Грайс думала, что все будет хорошо, зная, что эта мысль путешествует и по его разуму.
Он переживал, что Грайс и его сын, а теперь они знали, что у них будет сын, в опасности. Грайс тоже переживала, но ей не нравилось отдавать себе в этом отчет. Она притворялась, что она абсолютно спокойна. Разумеется, это была изоляция аффекта.
Сегодня, впервые за много дней, Грайс и вправду чувствовала себя легкомысленной, праздничной. Они ехали на свадьбу Дайлана и Маделин, и Грайс надела платье, которое уж точно понравилось бы Маделин. Ей не терпелось поздравить Маделин. Грайс подумала, что если это последний в ее жизни праздник, стоит провести его как можно веселее.
Впрочем, далеко не все нравилось Грайс в программе свадьбы Дайлана. Но изменить ее было не под силу никому.
Грайс чувствовала, как дрожат у нее руки. Это тоже из-за малыша. Олайви сказала, что он действует на Грайс как что-то подобное слабому нейротоксину вроде алкоголя. Проблемы со зрением и координацией движений начались не так давно, Грайс все еще не успела к ним привыкнуть. Иногда она просто теряла зрение, на пару часов, на пару минут - по-разному.
- Если бы я узнал тебя раньше, - сказал Кайстофер. - Я бы не стал на тебе жениться.
Грайс засмеялась:
- Я настолько ужасный человек?
- Ты знаешь, о чем я говорю.
- Нет, Кайстофер.
- Когда я выбирал жену, я отдавал себе отчет в том, что она может умереть. В том, что я могу принести смерть человеческой женщине. Я выбрал тебя, прочитав отчеты твоего психотерапевта. Суицидальные мысли, глубокая депрессия. Я подумал, что так будет лучше, чем если умрет кто-то, кто хотел бы жить. Поэтому я выбрал тебя. Из-за собственного чувства вины.