Он притянул ее к себе и поцеловал. Поцелуй вышел будто в кино, невероятно красивый. Грайс почувствовала, что сейчас прослезится самым сентиментальным образом. Она и забыла, что слушает эту трогательную, пронзительную речь, а произносит ее человек, посадивший по периметру поля кучу девочек на цепи.
Жрец откашлялся и сказал.
- И ты забудешь народ свой, и имя свое, и семью свою. Ты откажешься от всего и уйдешь за ним.
И Маделин сказала:
- Да, - и Грайс услышала в ее голосе радость, вызов, нетерпение, но еще какую-то тоску. Сколько всего было. Она хотела этого и не хотела - тоже. Грайс вспомнила собственную свадьбу - отработанный ритуал, никаких новых слов за последние десять столетий.
Маделин произносила другие клятвы.
- Я клянусь, - говорила она. - Забыть все, что я знала, оставить все, что любила прежде, пойти за ним.
- Я клянусь, - говорил Дайлан. - Быть с ней, потому что избрал ее и взял себе, заботиться о ней, и нести клеймо своей семьи. Я заслуживаю ее, она заслуживает меня. Я забираю тебя из твоего мира, Маделин Филдинг.
- Я больше не Маделин Филдинг, у меня нет рода, нет имени.
Они говорили клятвы, не использовавшиеся уже много сотен лет. Жрец осыпал их цветами и кинул им под ноги горсть зубов - эта деталь осталось неизменной. Дайлан притянул ее к себе и поцеловал, вовсе не так киношно, как в первый раз - голодно, жарко, будто он был готов прямо сейчас заняться с ней любовью в прямом эфире на глазах у всей страны, Грайс даже видела, как он потянулся к застежкам на ее платье, и она улыбалась, словно была не против.
Опомнившись, Дайлан сказал:
- А, и, конечно, здесь тоже водятся тигры. Хваленый Бримстоун, доставивший нам столько проблем у вас перед глазами. Девчушки убивали, чтобы быть убитыми. Так всегда и бывает. Поаплодируем им, ведь это последний день для большинства.
Грайс увидела, как из темноты вывозят клетки с настоящими тиграми, их было трое - голодные, желтоглазые звери.
- Однако не в моих правилах, - Дайлан наступил на пальцы трупу Лайзбет, будто не замечая этого. - Лишать людей всяких шансов, даже если они насолили мне лично. Девушки прикованы за руки. У них есть очень острые ножи. И несколько вариантов действий: отрезать себе руку и бежать - дверь открыта, ткнуть ножом тигру в глаз, убить себя. Впрочем, если их фантазия получше моей, они могут придумать и что-нибудь другое. Эй, девочки.
Дайлан цокнул языком, как чтобы позвать белочек.
- Срезайте плоть вот здесь, между большим и указательным пальцем, и рука пролезет. У вас есть два часа. Кто выживет - свободен.
Дайлан подхватил на руки Маделин, покружил ее, и она засмеялась, смех ее, счастливый и радостный, эхом разнесся по стадиону.
А Грайс смотрела на зверюг в клетках, которые готовились открыть слуги. Жрец в черном одеянии спешил покинуть стадион как можно быстрее. Грайс смотрела на девочек, вертевших в руках свои ножи. Кто-то проверял их остроту, кто-то плакал. Здесь их было около двадцати, и не все из них, наверное, были убийцами. Грайс не верила, что дрожащие, плачущие девочки могли убивать. Другие, которые держали ножи умело, вполне возможно убивали жрецов Нэй-Йарка. Но разве весь Бримстоун заслуживал такой чудовищной смерти?
Оставалось еще около двадцати диких девочек, с которыми Дайлан планировал устроить шоу. Он думал над сценарием.
Грайс поймала взгляд одной из девочек на экране. Это была всего секунда - камера скакала от одной к другой, однако Грайс увидела отчаянные, такие обычные, почти детские глаза. Неожиданно для себя она вскочила со своего места, крикнула:
- Нет!
От резкого движения внутри отдалась боль, Грайс положила руку на живот, как будто тепло могло успокоить ее нерожденного сына.
- Что, Грайси? - поинтересовался Дайлан. Он был почти у дверей, но остановился.
- Нет, пожалуйста, нет! Не нужно! Они не все - убийцы.
- Это то, что в нашем мире бывает с теми, кто идет против богов, моя милая. Так просто есть, и не мне быть новатором.
Грайс схватила за руку Кайстофера. Глаза у него были испуганные, ему не нравилось, что Грайс сделала что-то неприличное, что-то вызывающее. Грайс крепко сжала его руку, на глазах у нее выступили слезы.
Она думала: ну же, ну же, мы столько раз делали это - услышь меня. Услышь меня. Ты ведь хочешь стать президентом, сделать все по-человечески. Вот и поступи, как человек. Они полюбят тебя, только поступи как человек. Докажи, что ты - не то, что хаос и беспорядок.
И, наверное, он услышал ее. А может быть ему самому пришла в голову такая мысль. И Кайстофер поднялся. Он щелкнул пальцами, и кто-то из слуг протянул ему крохотный, крепившийся к воротнику микрофон.
- Ты говорил сегодня о любви, Дайлан, - его голос разнесся по стадиону.
Дайлан смотрел на него, обнимая свою жену. Кайстофер все еще держал Грайс за руку. Она подумала, все-таки они совсем не похожи для двойняшек, но каким-то удивительным образом перекликаются.
- Ты говорил, что любишь, говорил о том, что любить не стыдно, не стыдно быть счастливым. Эти девочки тоже чьи-то любимые. У них есть родители, друзья, любовники. Кто-то любит их, для кого-то они были теми самыми радостными минутами, которые так превозносишь ты. Некоторые из них - убийцы. И они должны понести наказание. То наказание, которого заслуживают согласно эмериканской правовой системе, созданной людьми для людей. А те из них, кто не совершили преступлений, пусть идут домой. Нам не нужно доказывать силу, для нас ничего не стоит уничтожить Нэй-Йарк за одну ночь. Нам нужно доказывать, что мы умеем не только применять силу, но и отступать, сочувствовать, сострадать. Мир изменился, мы больше не цари, а вокруг нас - не холопы. Мы не можем распоряжаться человеческими жизнями просто так, кидать террористок тиграм и устраивать из этого цирк. Если нас чему-то и научил Бримстоун, так это тому, что ненависть порождает лишь ненависть, а зло неизбежно приводит ко злу. Предоставь людям разобраться с ними.
Грайс смотрела на Кайстофера. Лицо его было озарено светом - так падало солнце. Грайс не понимала, считает ли он правдой то, что сейчас говорит - он слишком хорошо произносил речи. Грайс вспомнила расцветающие пулевые ранения на теле одной из девочек, тогда неотличимых, которую застрелил тот, другой Кайстофер.
- Однажды ты поймешь, что это решение дало тебе больше свободы, чем возможность разделаться с ними прямо сейчас. Это больше не твоя забота, это не забота Дома Хаоса. Раз ты нарушил законы богов в целом, нарушь и законы Дома Хаоса в частности. Пусть возмездие настигнет их другими путями. Не нужно мелочной мести. Люди не так уж сильно отличаются от нас. Сегодня ты доказал это, сочетавшись по любви с человеческой дочерью. А после этого ты убьешь двадцать таких же как она человеческих женщин? Чего после этого стоит твой подвиг во имя великой любви, которую ты превознес?
Кайстофер замолчал. Он сжал руку Грайс. Она ощутила, как он волнуется - естественно, будто его чувства были продолжением ее чувств. Если у него получится, об этом моменте будут писать в учебниках, как о Геттисбергской речи.
Дайлан молчал. Маделин гладила его по голове, игралась с его волосами, ее происходящее будто бы и вовсе не заботило. Грайс зажмурилась, ей хотелось оказаться не здесь, где угодно в другом месте, только не здесь. Ей было стыдно, горячо и страшно.
Она услышала голос Дайлана, но не открыла глаз.
- Быть может ты и прав, братик. Думаю, будет достойным поступком не уподобляться нашему отцу. Эй, не открывайте клетки.
Дайлан помолчал, а потом весело крикнул:
- Лучше дайте кискам мяса! И тем, и другим.
Грянул гром аплодисментов, такой сильный, что поглотил почти все окружающие звуки. Грайс не открывала глаз, поэтому ей казалось, что огромная волна с ревом летит на нее.
В носу щипало от слез, которые она не могла себе позволить.
Она подумала о том, что заря века людей, которого так желали дикие девочки Бримстоуна, наступила только что.