Я поплыла в сторону гор на другой стороне озера, посчитав, что если буду долго двигаться в одном направлении, то обязательно причалю к берегу. Но горы, казавшиеся такими огромными, когда мы стояли на пляже, сейчас странным образом становились все меньше и, чем дольше я плыла к ним, тем дальше отступали к горизонту, пока наконец не исчезли совсем.
Весло стерло мне руки. Мы остановились посреди спокойной, практически неподвижной водной глади, в которой купалось отражение неба, и сложно было сказать, где заканчивается одно и начинается другое. Я не могла даже поплыть обратно: когда вокруг только вода, невозможно сказать, где было начало.
Казалось, я переплыла край мира и очутилась в самом его начале. Единственным ориентиром оставалось солнце, впрочем, нельзя сказать, что и оно заслуживало доверия. Пока горы исчезали, солнце ускоряло свой небесный бег и теперь вставало и садилось, вставало и садилось — снова и снова, словно в покадровой съемке.
Конечно, вполне возможно, что кто-то в Изумрудном городе сошел с ума и забавляется с Великими Часами, но почему-то я так не думала. Когда я была маленькой и мама рассказала о линии перемены даты, я представляла, что это настоящая линия, начерченная по центру мира, и если ты поставишь ноги по обеим сторонам от нее, а потом посмотришь на часы, они будут столь озадачены, что стрелки начнут неистово крутиться. Вот сейчас было примерно такое же ощущение — словно мы оказались в ловушке, где время больше не знает, что ему делать.
— Я думала, это тебе полагается указывать путь, — сказала я Озме, которая по-прежнему находилась в блаженном полусне; одна ее рука свешивалась за борт, пальцы касались воды. — Как тебе идея проснуться и помочь мне?
Она вздохнула и перевернулась на другой бок. От безысходности я попыталась наколдовать путеводное заклинание, но, когда сотворила энергетический шар, всегда надежно исполнявший свое дело, он в замешательстве парил вокруг, пока не исчерпал себя.
Я в отчаянии уставилась на воду.
— По крайней мере, она не говорит, какая я неудачница, — озвучила я свои мысли. Но втайне я желала обратного, только бы избежать одиночества. Парочка фантомов, может, и не особо порадовали бы, зато с ними можно было бы поговорить. Хоть какая-то компания, кроме себя самой и этой спящей красавицы.
Звук собственного голоса привел меня в эйфорию, близкую к опьянению, и я хихикнула.
— Наверное, мне стоило догадаться, что Остров потерянных вещей будет не так легко отыскать, — выдавила я. — Было бы даже смешно, да? В смысле, если бы мы сами не оказались так окончательно, бесповоротно, совершенно потеряны.
Тут хихиканье мое сменилось истерическим смехом. И смеялась я не над шуткой (которая даже и шуткой-то не была), а от искренней радости. Потому что в тот самый момент, как слова сорвались с губ, я увидела, как на фоне ярко-розового полукруга заходящего солнца внезапно появился крошечный серебристый полумесяц суши. Разбуженная моими радостными воплями, Озма проснулась и, садясь, потянулась и потерла глаза.
— Искатели-хранители, — нетвердо пролепетала она.
Я была слишком счастлива, чтобы злиться на ее чепуху. Сейчас, разглядев остров, я снова принялась грести в полную силу, и суша стала стремительно приближаться, будто Атлантида вырастая из воды.
Это было настолько логично, что я ощутила себя полной дурой, раз не додумалась раньше. Ну конечно же! Невозможно найти Остров потерянных вещей, пока сам не потеряешься, оставшись без единой надежды на спасение. Если бы я сдалась час или день назад, он появился бы гораздо быстрей. Вот вам и «слабаки не побеждают».
Вид пункта назначения — хоть какого-то! — подарил заряд энергии, и я изо всех сил ринулась вперед, но замерла в удивлении, когда сообразила, что остров, хоть и маленький, на самом деле был своего рода городом с высокими, квадратными и абсолютно американскими на вид многоэтажками, которые устремлялись в небеса.
Чем ближе становился остров, тем больше всевозможного хлама, плавающего в воде, я замечала. Были среди него старые мокрые книги, листы бумаги, клочки ткани, деревянные игрушки и множество иного барахла, которое я не распознала. Вскоре его стало так много, что не было видно даже самой воды.
Лодка наша начала увязать, так что я выпрыгнула за борт в кучу отходов и принялась тянуть ее вместе с сидящей на борту Озмой за собой, пытаясь не думать, через что приходится продираться. В скором времени я уже выбиралась на берег, на благословенную, чудесную, сухую землю.