— Не волнуйся. Она сможет.
Мальчик в фильме не вырос, а Поля не просто выросла, а вымахала. Но ген Райкиных сработал безукоризненно.
Костя озвучил червяка в моем полнометражном фильме «Гадкий утенок». Когда он входит в тон-ателье, меня не покидает чувство праздника. Энергетика от него исходит потрясающая. Зная возможности Кости как актера и режиссера, я допускаю, что он мог бы выстроить самый что ни на есть коммерческий репертуар театра, но к чести Райкина, за все годы руководства «Сатириконом» он ни разу не сбился на мелкотемье, ни разу не ставил на потребу. Всегда о высоком, сохраняя при этом самую яркую форму подачи материала. В его театре актеры двигаются, как ни в каком другом. Им по плечу многое, и они идут за своим руководителем, выкладываясь полностью и служа театру, как служит он. Достойный сын великого отца.
Мне очень нравится любимое Костино выражение: «Надо выпрыгивать Богу навстречу».
Он выпрыгивает. И очень высоко.
Коля
Николай Арнольдович, Коля, Коленька…
С Николаем Петровым меня познакомил Юрий Белявский, главный редактор газеты «Культура». Встречались на даче у Юры. А в Москве Коля приглашал на свои концерты: и сольные, и с А. Гиндиным. Он всегда был непредсказуем. Причем с самого начала. Когда его объявляли, он тяжело выходил из-за кулис, заполняя сцену своим объемом, усаживался перед роялем, клал свои огромные руки на клавиши. Ты ожидал бурных звукоизвлечений, и вдруг Коля поражал нежностью и хрустальностью исполнения. Коля был большим артистом, сам он не любил, когда техника довлела над артистизмом. И это он не только исповедовал, но и демонстрировал всей жизнью.
Был талантлив в дружбе. Если ты становился его другом, то пристальное внимание его не оставляло тебя. Любые мои интервью отслеживались Колей с любовной тщательностью. Сразу следовал телефонный звонок от Коли с выражением восторга и поддержки.
Он гордился, придумав двустишие в мою честь:
Коля был профессионалом до мозга костей. Однажды во время застолья у Ю. Белявского, он, посмотрев на часы, извинился и пошел домой со словами:
— Сейчас на «Культуре» я буду играть Рахманинова. Пойду, послушаю.
И добавил:
— Не потому, что нравится, а потому что сыграл я, кажется, не очень.
Через некоторое время вернулся к столу со словами:
— Да нет! Все в порядке! Наливай.
Он был большим ребенком. Ничего не делал в полноги. Если любил, то самозабвенно, а уж коль ненавидел, то от всей души. Некоторые начинают высказывать нелицеприятную правду, когда достигают определенного удельного веса в искусстве. Коля резал правду-матку всегда, не заботясь о последствиях. Дружить с ним было легко и счастливо. Причина была в обаянии личности.
Так горько, что его больше нет.
Юрий Белявский
Юра достоин множества эпитетов: умный, образованный, талантливый, остроумный, порядочный. Эпитеты есть и их много, а его уже нет. Он был главным редактором газеты «Культура» — единственным печатным органом культуры России. Газета при его руководстве поначалу отражала не только культурные, но и политические аспекты нашей непростой жизни. Иногда Юра писал для газеты колонку редактора. И это всегда был образец журналистики. Остро, стильно, по делу.
Потом он отошел от написания колонок, за что я его постоянно попрекал. Его в какой-то момент перестало это занимать, потому что было не до того. Надо было решать хозяйственные и административные задачи. Ходить, кланяться в Москомимущество, чтобы не задирали цену за аренду помещения. Добывал деньги для того, чтобы жизнь газеты продолжалась. Тематически газета охватывала все грани российской культуры: музыку, живопись, кино, театр, балет.
Юра был очень мужественным человеком. Он был сильно болен, но никогда не жаловался. В последнее время, как он мне рассказывал, вокруг него и газеты был искусственно создан вакуум. Те, кто вкладывал деньги, отошли, а новые инвесторы не торопились раскошеливаться, узнав, что деньги нужны для функционирования газеты. Его побудили уйти с поста главного редактора, пообещав, что жизнь газеты продолжится. И он ушел. Первое время хорохорился. Однажды в разговоре со мной сказал:
— Помнишь старый анекдот? Когда мужик приходит домой и облегченно вздыхает: «Сегодня импотентом стал! Фу-у-у! Как гора с плеч!»
На самом деле он глубоко переживал, что его газета, его многолетняя забота перешла в другие руки. Первые номера газеты после ухода из нее Юры я для интереса покупал. Во что превратили интеллигентное издание! Оно стало рупором самодержавия, православия и Михалкова. Юра недолго прожил после ухода из редакции. Сердце не выдержало.
Он был замечательным другом. Он всегда живо интересовался моими делами. От него я никогда не слышал фразу «Не обращай внимания!» Он всегда входил в обстоятельства и проявлял максимум внимания.
Когда мы с ним хоронили нашего друга Николая Петрова, он подошел ко мне, ткнулся лбом в мой лоб и сказал: «Теперь ты у меня один остался…».
И мне вспоминаются строки:
Эпоха перемен
Китайское проклятие звучит: «Что б ты жил в эпоху перемен». У нас эта эпоха несколько затянулась. Мы шарахаемся из одной стороны в другую, ни в чем не зная меры. Казалось бы, советские республики, жившие много лет в советской коммуналке, получили отдельные квартиры и разъехались. Но в России у многих патриотов возникли фантомные боли. Это когда у больного якобы болит ампутированная нога. Им и за державу обидно, и хочется былой империи со странами Варшавского договора вкупе, и чтобы нас опять боялись, потому что сознание наше осталось лагерным: боятся — значит уважают.
Я позволю себе не согласиться с этой патриотической братией. Мне не нужна великая держава, мне не нужно, чтобы нас боялись, мне нужно, чтобы нас уважали, а для этого нужно, чтобы мы, в первую очередь, уважали сами себя. Чтобы чувство собственного достоинства сделали национальной идеей. Мне говорят, что политика — грязное дело. Нет! Не могу согласиться, если был на свете Вацлав Гавел! Значит что-то у нас не так, если во власть приходят вороватые и циничные люди. Я, в силу профессии, внимательно рассматриваю лица сидящих в Государственной думе, в Администрации Президента, в правительстве. В основном, это персонажи, созданные для мультипликации. Сито власти таково, что там никогда не будет женщин с профилем А. Ахматовой и мужчин с глазами Б. Окуджавы. Когда я думаю о будущем, поневоле жалею мой народ — терпеливый, приспосабливающийся к разным условиям жизни. Не живущий, а выживающий. Я помню эти голубые квадратные сумки «челноков», бросившихся в начале 90-х в рынок, как Матросов на амбразуру. Не от хорошей жизни.
Я помню, как в 1992 году меня пригласили в Брюссель, где в рамках фестиваля должна была пройти ретроспектива моих фильмов. Разместили меня вечером в шикарном пятизвездочном отеле. Вылетел я из Москвы, где в магазинах в большом количестве стояли горчица и майонез. И больше ничего! При этом каждому москвичу выдали личную карточку покупателя. Покупателя чего???
Утром в Брюсселе я вышел к завтраку в ресторанный зал. Увидел несметное количество колбас, сыров, рыбы, пирожных… Вспомнил сына, который попросил меня привезти ему жвачку, повернулся и вышел.