18-летний П. И. Сумароков, приехавший в 1778 г. из Москвы в Петербург служить сержантом в Преображенском полку, в котором числился, как многие дворяне, с детских лет, застал в столице, кроме Английского клуба, еще несколько постоянных мест светских развлечений, именовавшихся клубами. Среди перечисленных им клубов были возникшие как до, так и после его приезда: дворянский клуб, танцевальный, два танц-клуба, Американский, мещанский, карточный, для чтения и соединенный. Еще, сообщал Сумароков, устраивались «английские балы» для «лучшего общества» по подписке, по 25 руб. за пять балов с питьем и конфетами{36}. Несколько неожиданным в этом ряду может показаться Американский клуб, но это было временное название Купеческого собрания. Его основали в 1782 г. немецкие купцы, ушедшие из преимущественно мещанского в то время Бюргер-клуба. Дело в том, что дата основания нового клуба совпала с днем независимости США. В дальнейшем клуб не раз еще переименовывали, пока с 1812 г. он не стал называться Танцевальным или Благородным танцевальным собранием{37}.
Признание клубов было подготовлено проведением с 1718 г. ассамблей, сыгравших определенную роль в изменении духовного облика и образа жизни дворянства. Ассамблеи просвещали и воспитывали дворян, способствовали преодолению их разобщенности и замкнутости в быту, приобщали женщин к совместным формам досуга. Уже в начале XIX в. управляющий московским архивом Министерства иностранных дел, автор документированного «Обозрения Москвы» А. Ф. Малиновский писал, что с появлением этих «дворянских вечеринок» «беседы и собрания московские оживились любезностию прекрасного пола, чему впоследствии способствовать могло царствование императриц, более шестидесяти семи лет в минувшем столетии продолжавшееся»{38}.
Однако добровольными ассамблеи при Петре I не были — так же, как и все остальные петровские нововведения, а «вольность» поведения участников ассамблей, как понимали ее их устроители, не означала, что ассамблеи превращаются в самодеятельные объединения, какими стали позднее клубы. Поскольку «вольность» поведения предписывалась, она тем самым и ограничивалась. На ассамблеях разрешалось «вольно сидеть, ходить, играть». Пояснялось, что ассамблея — это «вольное собрание или съезд в доме», и оно «не только для забавы, но и для дела»: чтобы вести разговор «о всякой нужде», узнавать, «что где делается». Но посещение ассамблей было обязательным, велся учет гостей, и тех, кто не явился, ожидало взыскание{39}. Жестко регламентировались сверху и формы времяпрепровождения. Так, допускалась игра в шахматы и шашки, но, по свидетельству Ф. Берхгольца, побывавшего в 1722 г. на ассамблее в Москве, «карты на ассамблеях не терпятся и не подаются»{40}. Прямыми предшественницами «нового рода собраний» ассамблеи, таким образом, не являлись.
Участие в ассамблеях вошло в привычку и утратило принудительный характер лишь при преемниках Петра. В. Г. Орлов сообщал в цитировавшемся уже письме брату, что ассамблеи проводятся в Петербурге «у больших господ по очереди всякую неделю, куда более ста человек съезжаются». Видимо, это было то же самое, что «английские балы», о которых вспоминал П. И. Сумароков и которые в дальнейшем стали называть просто балами, без эпитета. С появлением клубов балы стали устраивать, наряду с частными лицами, и некоторые из клубов.
Вслед за петербургским Английским клубом клуб с таким же названием был создан в Москве, но здесь его основали французы. Это явствует из самого раннего дошедшего до нас документа о клубе. 6 июня 1772 г. Московская полицмейстерская канцелярия утвердила контракт от 13 мая, согласно которому проживавшие в Москве французы Петр Павлович Тюлье и Леопольд Годеин наняли в доме графа К. Е. Сиверса в Красном Селе «деревянные покои, большую связь со всеми принадлежностями и для гулянья сад». Контракт был заключен на 4 месяца, с оплатой 30 рублей в месяц{41}. Впоследствии в самом клубе датировали его основание неопределенно — 80-ми гг. XVIII в., что было обусловлено, по всей вероятности, утратой большей части архива клуба в 1812 г. К тому же клуб действовал с перерывами. А. Ф. Малиновский, не имевший в своем распоряжении указанного документа, считал датой основания клуба 1790 г. Подобно петербургскому Английскому клубу, московский клуб в первый период своего существования объединял как дворян, так и купцов и иностранцев, но преобладали все же дворяне. Тот же Малиновский писал о «малом числе» состоявших в нем иностранцев и о «нескольких» купцах{42}, тогда как в петербургском клубе доля иностранцев всегда была гораздо выше, чем в московском.