Причины отсутствия одинакового понимания задач Литературно-художественного кружка раскрывали последующие публикации. В апреле 1914 г. журнал опубликовал статью журналиста В. А. Анзимирова, редактора-издателя петербургской и московской «Газет-копеек». Статья имела многозначительное название — «Враги Кружка». Таковыми были, по мнению автора, организации московской интеллигенции, противопоставлявшие себя Кружку. Это ранее близкое Кружку Общество деятелей периодической печати и литературы (находившееся под влиянием социал-демократов, но в 1912–1914 гг. как раз Анзимиров был его председателем), Общество искусств и новый клуб — общество «Алатр», все они, писал Анзимиров, «чураются кружка». Первое из них отказалось даже от бесплатно предоставлявшегося его канцелярии помещения. Речь шла, таким образом, о конкуренции, о нежелании признать главенство, если не монополию, Литературно-художественного кружка среди клубных объединений интеллигенции.
Анзимиров считал, что корни конфликта в самом Кружке, ибо в глазах общественности его все более олицетворяют члены-соревнователи. «Кто в читальне, за карточными и буфетными столами? Почти сплошь зубные врачи, провизоры, адвокаты». Они постепенно вытесняют действительных членов — литераторов, артистов, художников, под игру они отвоевали новые помещения («хозяева здесь не мы, а их превосходительства — карты»), и, следовательно, Кружок, превратившийся в «игорный дом, вертеп», утратил право на первенство. «Пишущая, рабочая журнальная братия, — заявлял, очевидно, от ее имени Анзимиров, — мечтает о своем простецком семейном клубе без выставки туалетов, без брильянтов и азарта»{541}. Понятно, что претензии адресовались дирекции Кружка.
Трудно сказать, вправе ли был Анзимиров, преуспевающий делец, а не только журналист, выступать от имени рабочей журнальной братии. Но даже если он искренне считал себя ее представителем, вернуться к «простецкому» клубу первых лет было невозможно. Брюсов в своем ответе, помещенном в том же номере'«Известий», отмел все претензии Анзимирова. Они давно известны, заявил он, и несостоятельность их давно выяснена. В том, на что обращал внимание Анзимиров, Брюсов не видел оснований для пессимистической оценки ситуации. К Литературно-художественному кружку, писал он, по-прежнему тяготеет больше организаций, чем от него отошло. Кружок не умирает, доказывал Брюсов, ссылаясь между прочим на особенно дорогие ему культурные предприятия, заведомо не являвшиеся, по его мнению, «симптомами умирания»: интенсивное пополнение библиотеки, художественной галереи и собрания автографов выдающихся деятелей русской культуры — от Державина и Карамзина до Чехова и Серова. Среди действительных членов 86,6 % — деятели литературы и искусства, а среди членов-соревнователей также немало интересующихся тем и другим{542}.
Вероятно, нарушение первоначальной однородности клубной публики воспринималось болезненно не одним только Анзимировым. Сам он наверняка понимал, что без карточной игры и всего, что ей сопутствовало, не обойтись. Впоследствии, когда дореволюционные клубы превратились в предмет воспоминаний, к этому относились спокойнее. Поэт В. Ф. Ходасевич шутливо рассказывал уже в эмиграции, как играл в карты в московском Литературно-художественном кружке, и налево от него сидел Достоевский, а направо — Толстой (в действительности — сыновья великих писателей: Федор Федорович, знаток беговых лошадей, и Сергей Львович, музыкант, композитор){543}.
К концу существования Литературно-художественного кружка (март 1916 г.) в этом сообществе московской интеллигенции состояло 790 членов, и почти половину основной группы — 226 из 464 — составляли литераторы, журналисты, ученые{544}.
Кружок, однако, по-прежнему не отказывал в гостеприимстве политикам-либералам. Помещение Литературно-художественного кружка избрали для одного из совещаний, проходивших с 24 декабря 1915 г. по 1 января 1916 г. в Москве, деятели Прогрессивного блока (они собирались также в домах А. И. Коновалова и П. П. Рябушинского); обсуждалась возможность досрочного роспуска Государственной думы и реакция на этот случай депутатов оппозиции{545}.